Я чувствую, как она переполняет меня.

Сперва я боялся, сторонился, стыдился этого. Но потом почувствовал, как сила вливается в меня. Как она и говорила. И я стал сильным. Чем больше я пил, тем сильнее становился. И они больше не могли меня контролировать. Не могли отшвырнуть в сторону, смахнуть как пешку с доски.

Я их остановлю.

Слова Памелы сбили меня с толку. Я думал о них, глядя, как ее пепел падает на землю. Дин стоял рядом со мной, тихий и задумчивый, дождь лился ему на волосы и струйками стекал по лицу. Я думал о них, когда мы обнимали Бобби на прощание. Я думал о них, когда Дин отдал мне ключи, и его руки вдруг показались такими хрупкими.

Если ты думаешь, что действуешь с благими намерениями, подумай еще раз...

Но она не понимает. Не может понять. Как можно понять такое, если не чувствовал эту силу? Не делал того, что делал я? Не спасал тех, кого спас я? Теперь я могу их одолеть. Одного за другим. Я могу защитить Дина, как он всегда защищал меня.

Если только он посторонится с моего пути, чтобы я смог действовать.

Я сжимаю руль, машина Дина - она всегда была его машиной... даже когда его не стало, она все равно была его, мчится по дороге, приближая меня к месту, отмеченному на карте Руби. Сила ее крови проникла в меня, растеклась по жилам, и это ощущение пьянит меня. Если я слишком резко перевожу взгляд, мир вокруг меня расплывается, мутнеет, дразняще кружа голову, словно я смотрю сквозь призму.

Радио включено. Радио всегда включено, когда я один в машине Дина. Музыка замещает ощущение его присутствия, звук его голоса. Звук его дыхания. Я на миг убираю руку с руля, чтобы увеличить громкость, и тут же снова смотрю на дорогу.

«Я сотру твои слова, смешаю их, спутаю, но ты не можешь уйти... отвернуться... сбежать...помешать мне...»

«Проклятье, Дин», шепчу я, просто чтобы сказать хоть что-то.

Но это на самом деле не его вина. Только не это. Он был нужен ангелам из-за своего... опыта. Они не потрудились даже взглянуть на меня. Подумать о том, что ад, через который прошел мой брат, мог сломать его, сломать их бесценное оружие, их игрушку.

Я поворачиваю на перекрестке, следуя по карте; Импалу заносит, когда я выкручиваю руль, чувствуя, как стремительно утекает сквозь пальцы время.

«Не говори, что все кончено. Я убью, чтоб стать ближе к тебе, на секунду. Но я буду ждать, я вынесу все во имя тебя. Не говори, что все кончено. Ты не можешь жить без меня...»

То, что произошло между ударом Джейка и сделкой Дина, казалось, как-то запятнало меня, и я долго тревожился об этом. Теперь-то я понял, что был запятнан уже давно. Быть мертвым - не значит ничего по сравнению с тем, что изменило меня. Но оно имеет отношение к тому, что изменило Дина.

Это нечто большее, чем усталость, исходящая от него, омрачающая его взгляд, когда он улыбается. Это нечто большее, чем его кошмары, от которых просыпаюсь я, а не он. Это нечто большее, чем признания и воспоминания. Это нечто большее, чем головокружительное осознание того, что ангелы имеют на него планы. Это нечто гораздо большее, чем потеря равновесия сил, за которое он так отчаянно цеплялся, пока не подошло время сделки.

Он больше не мой герой.

У меня больше нет героев. Они мне не нужны. Мне не нужна защита, охрана, забота. Мне просто нужно, чтобы он меня отпустил. Позволил делать то, на что сам больше не способен. Позволил убить их всех.

Я вижу впереди здание, и в ушах у меня начинает звенеть, будто по вселенной летит сверхзвуковой сигнал, указывающий мне путь. Я выключаю радио, сворачиваю на обочину и выхожу из Импалы с пустыми руками. Мне не нужно оружие. Я сам - оружие.

Я едва ощущаю под ногами землю, шагая по разбитому тротуару и усыпанной гравием площадке. Ее кровь шумит в моих венах, смешиваясь с моей собственной отравленной кровью в безумной пляске силы. Я выравниваю дыхание, сосредотачиваюсь, прыгая через две ступеньки, но зрение обостряется, а кончики пальцев покалывает. Я чувствую, что Дин близко. Я чувствую, что близко Кастиэль.

И я чувствую, что Аластор тоже близко.

Я почти дрожу от желания выплеснуть эту силу, врываюсь в дверь, ищу, прислушиваюсь к дыханию моей жертвы. Я чувствую, как плавно движется  мое тело, с непривычной грацией, напоминающей былую уверенность старшего брата. Я нахожу дверь, за которой - уводящие вниз ступени, и я понимаю.

Я знаю, что он там, внизу.

Широкими шагами сбегаю по лестнице и оказываюсь в комнате с широким столом и массивной железной дверью с крохотным окошком посредине - настежь распахнутой, будто бы кто-то сорвал замок одним рывком. Я чувствую, как изгибаются уголки губ, а в животе все сжимается от предвкушения. Я хочу этого. Я хочу победить его. Отплатить ему за всю боль, которую он причинил. Показать им всем, на что я способен.

Я прохожу по комнате; в моей груди нарастает уверенность, пульсируя от возбуждения, от ее крови, притягивая ко мне силу, будто магнитом. Я шагаю в дверь и смотрю только на демона. Демона, проговаривающего заклинание на латыни, от которого глаза Кастиэля начинают светиться. Демона, прижавшего к стене окровавленного ангела. Демона, залитого собственной кровью, но одолевающего одного из воинов Господа.

Но меня он не одолеет. Теперь - нет.

Я поднимаю руку и чувствую, как ее пронизывает силой, будто током; ладонь покалывает. Аластор слегка запинается, ослабляет хватку и оборачивается ко мне. Меня тянет улыбнуться при виде изумления в его глазах, но я просто отбрасываю его прочь от ангела, прижимая к стене силой воли, как они много раз делали с нами раньше.

Краем глаза я вижу, что Кас сползает по стене на пол, задыхается - божественный свет снова вернулся в его душу, не сводит с меня глаз, приоткрыв рот от изумления или ужаса. Мне все равно. Он все еще здесь благодаря мне. Это все, что он должен знать.

Пришпиленный к стене, Аластор смеется надо мной, и его голос напоминает битое стекло.

 - Детские выходки.

Я не опускаю руки; сила питает мою ладонь, согревает кровь, все прибывая и прибывая.

 - Кто убивает ангелов? - требую я ответа. - Как они это делают?

Аластор склоняет голову набок, с наслаждением выговаривая слова.

 - Думаешь, я скажу тебе?

Кривлю губы в улыбке, чувствую, как жар все нарастает.

 - Да, я так думаю.

Сжимаю ладонь в кулак, выворачивая, выкручивая его внутренности, словно веревку, пока эхо его боли не отдается в моей руке.

Глаза Аластора белеют.

 - Как демоны убивают ангелов? - кричу я. Я слышу, как мой собственный голос напитывается этой силой.

 - Я... не... знаю! - рычит Аластор; от причиняемой мною боли его голова с трудом поворачивается из стороны в сторону.

Я сжимаю кулак крепче, чувствуя, как рвутся и выкручиваются в моей хватке мышцы и сухожилия.

 - Конечно, - и я проворачиваю ладонь. Все мое тело дрожит от напряжения. Дыхание вырывается резкими толчками, гоня кислород по легким с силой парового двигателя, во рту пересыхает.

 - Это... не... мы! - кричит Аластор.

 - Я не верю тебе, - отвечаю я, переводя дух, не в силах рвать его и дальше, удерживая при этом в живых.

 - За этим стоит не Лилит, - выдыхает Аластор. - Она бы убила не семерых ангелов, - он шипит, как змея, и от правды в его словах мне становится дурно. - Она бы убила сотню... тысячу...

Я отпускаю его ненадолго, перевожу дух, оцениваю вероятность того, что он не лжет. Кастиэль начинает выпрямляться, сверля меня взглядом расширенных в изумлении глаз. Я не обращаю на него внимания и снова поднимаю руку, успокаиваясь.

 - Давай, - издевательски шипит Аластор. - Отправь меня назад... если можешь.

Я улыбаюсь, но глаза мои спокойны.

 - Теперь я сильнее, - говорю, вспоминая, как он швырял нас по церкви, вынудив прыгнуть из окна, измучил нас вконец и вывихнул Дину плечо. Вспоминая, как он бросил Дина на надгробный камень, но не смог сдвинуть с места меня. Вспоминая, как он пытал моего брата. Пытал, пока тот не сломался.

 - Теперь я могу убивать.

Ошарашенный взгляд Кастиэля только раззадоривает меня, и я закрываю глаза, чувствуя, как сила пульсирует в моем теле. Я представляю себе черноту души Аластора, жар его тела, кости, плоть и мышцы, укрывающие эту душу внутри ее «смертной оболочки».

И я рву ее на части, клочок за клочком, силой мысли.

Открываю глаза; хочу видеть это, хочу насладиться моментом. Пламя высвечивает изнутри его скелет, глаза расширяются, и он кричит от боли, которую до этого причинял лишь другим. Он дрожит и трясется, и на какую-то долю секунды у меня перехватывает дух: это завораживает, хотя и выматывает мои последние силы. Аластор сползает на пол, его душа мертва, а тело - всего лишь оболочка.

В секундной вспышке воспоминаний мне слышится голос отца. Его гордость от обладания Кольтом, возможности убивать демонов, а не просто изгонять обратно в Ад. Убивать. Его темная радость от обладания этой силой. Как я тебе теперь, а, пап?

Задыхаясь, оборачиваюсь к Кастиэлю, и мой торжествующий взгляд становится почти вызывающим. Где-то на задворках памяти полыхает жаркая вспышка стыда: ангел стал свидетелем моей тайны. Тайны, которую я запрятал так глубоко, что человек, который значит для меня больше всего в этом мире, даже не догадывается о ней. Не совсем. Он подозревает, он знает, что у меня есть тайны, но об этой - не знает. Просто не может знать. Иначе он не смог бы все также смотреть на меня глазами брата.

Неуверенная дрожь Кастиэля, вспышка чистых эмоций в его взгляде - и я торопливо отвожу глаза.

 - Дин, - еле слышно хрипит Кас.

И я вдруг холодею.

Поворачиваю голову влево, ищу глазами в мраке то самое главное, что привело меня сюда. Я вижу его - он лежит у подножия стальной вертикальной пентаграммы, распластавшись на испорченной Дьявольской ловушке, и я вдруг чувствую внутри себя пустоту. Сила покидает меня так же быстро, как и пришла, и ноги начинают подкашиваться.

Я быстро отхожу от Каса и склоняюсь над Дином, протягивая руки в мольбе, оглядывая его избитое лицо. Он пострадал. Серьезно. На горле проступают синяки от жестокой хватки чужих пальцев, а лицо залито кровью, которая идет изо рта, из носа, из ушей.

 - Господи, Дин, - выдыхаю я. - Что он с тобой сделал?

Я протягиваю неожиданно дрогнувшую руку и, затаив дыхание, осторожно нащупываю двумя пальцами пульс на горле. Чувствую медленные, едва различимые удары, и с облегчением закрываю глаза.

 - Нужно вытащить его отсюда, - говорю я и бросаю взгляд через плечо. Я один в этой пыточной камере с моим братом и опустевшим телом демона. Кастиэля уже нет.

 - Черт возьми! - ругаюсь я, затем поворачиваюсь обратно к Дину. Касаюсь ладонью его покрытой синяками щеки, большим пальцем стираю кровь под глазом.

Его кожа на ощупь холодная, липкая, а грудь едва приподнимается. Я распахиваю ему куртку в поисках скрытых ран. Нащупываю пальцами влажное пятно на груди и закатываю рубашку, в поисках источника водя пальцами по гладкой, теперь уже лишенной шрамов коже на животе и ребрах. Неглубокую впадинку под ребрами пересекает порез.

 - Я держу тебя, Дин, - шепчу я, не будучи уверен в том, что он меня слышит.

Я опускаю ему рубашку и оглядываюсь по сторонам. Я могу вынести его отсюда, но с такими ранами мне не справиться, а Бобби слишком далеко. Я мог бы позвонить в «скорую», но как я тогда объясню им... хм, да все это.

 - Ты и я, брат, - говорю я, чувствуя, как меня захлестывает тошнотворная волна слабости при звуках этого слова. - Мы выберемся отсюда.

Я подсовываю руку ему под шею, и дыхание Дина сбивается на хрип; у меня все сжимается внутри. Я приподнимаю его, помогая сесть, и его голова клонится вперед. Мое сердце бешено колотится в груди. Я встаю, наклоняюсь и упираюсь плечом в его грудь, ловлю безвольно повисшую руку  и медленно выпрямляюсь, удерживая его на плече; голова Дина касается моей спины.

Я медленно выпрямляюсь, и мои ноги дрожат от напряжения, от ответственности. Я чуть приподнимаю его, чтобы лучше распределить вес. Одной рукой хватаю за петли на поясе, другой - под колени, и выхожу из комнаты, оставляя оболочку Аластора лежать бесформенной кучей на полу.

Пусть ангелы этим занимаются. Мы уже достаточно сделали для них сегодня.

Выходя в соседнюю комнату, я прислушиваюсь к натужному дыханию Дина. Я хочу, чтобы он проснулся, толкнул меня, задал взбучку за подобное вторжение в личное пространство. Чтобы мой брат, черт возьми, вернулся. Мой брат, а не этот опустошенный человек, не эта тень.

Я поднимаюсь по лестнице, чувствуя усталость, боль, слезы, щиплющие глаза, комок в горле. Я проклинаю все это. Я проклинаю слабость, которая охватывает меня при мысли о том, что я могу снова потерять Дина. Я проклинаю Кастиэля и Уриэля, и всех прочих ангелов за то, что они заставили Дина пойти на это, не смогли его защитить.

Но больше всего я проклинаю их за то, что они позволили ему отправиться в ад.

На выходе из дома я спотыкаюсь и крепче перехватываю ноги Дина. Слышу, как его прерывистое дыхание сбивается на хрип, и шестым чувством понимаю, что отпущенное мне время на исходе. Какую-то секунду мне хочется, чтобы здесь была Руби. Мне нужно, чтобы она посмотрела на меня. Мне нужна ее улыбка, придающая мне сил. Мне нужна ее сила. Ее кровь. Я почти чувствую на языке соленый привкус.

Я решаю проклясть заодно и Руби, потому что я не хочу нуждаться в ней. Я не хочу нуждаться ни в ком. Даже в Дине. Потому что все, кто был мне нужен и дорог, умирали, и мне осточертела эта боль.

Я добираюсь до Импалы, неловко извлекаю из кармана ключи и широко распахиваю заднюю дверь. Кладу руку на спину Дина, пытаясь опустить его на сиденье, но он слишком высокий, слишком тяжелый, а меня слишком сильно бьет дрожь. Он безвольно соскальзывает с моего плеча на кожаное сиденье, с сиденья - на пол. Я хватаю его за ремень, ловлю и перебираюсь ближе, осторожно укладывая его на сиденье. Его рот приоткрывается, и я слышу дыхание, с трудом вырывающееся из измученного горла.

Его рубашка на животе пропиталась кровью, оставив след на моем плече. Протягиваю руку, касаюсь своей рубашки двумя пальцами, а потом смотрю на покрывающую их алую жидкость.

Кровь моего брата. Жизнь моего брата.

От внезапно нахлынувшей жажды мне становится дурно, и я вываливаюсь из машины, падаю на колени в траву, и меня рвет всухую. Ничего нет, потому что я все использовал. Все без остатка. Все, что я выпил, стало частью меня, и остается только одно: дышать. Я вытираю пальцы, вымазанные в крови Дина, о землю, о жесткие стебли дикой травы, пытаясь избавиться от этих алых пятен.

Кровь преследует меня.

Я понятия не имею, где находится ближайшая больница, но мы дожили до своих лет не в последнюю очередь благодаря чувству направления, выводящему нас на такие места. В городках такого размера больница обычно расположена где-то в центре. Я веду машину, не имея особого понятия, куда, и слушаю в тишине машины мучительно медленные вдохи и выдохи Дина. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, я вижу, что он подтянул руку к груди, обхватив живот.

Я не вижу его лица, но прекрасно помню другой взгляд, другое отражение, другой раз, когда я вносил в машину своего брата, избитого и истекающего кровью, укладывал его на заднее сиденье и всем своим существом молился ангелу, который должен был за нами присматривать, чтобы он выжил. Чтобы я не потерял брата, когда мне казалось, что я только-только обрел его вновь.

 - Черт возьми, Дин, - выдыхаю я, сжимая руль побелевшими костяшками пальцев. - Ты не можешь так со мной поступить. Это нечестно. Мне почти хочется... - я сглатываю, задумавшись, почему я признаюсь в этом своему бессознательному брату, почему я вообще решил озвучить эти темные мысли. Может, если я произнесу их вслух, они перестанут разъедать меня каждую ночь, когда я вижу, как Дин борется с очередным кошмаром.

 - Мне почти хочется, чтобы ты вообще не возвращался. Только не так. Не таким... сломленным. Мне почти хочется... - я стискиваю зубы, до скрипа, до боли. - Чтобы ты оставался в аду. Я едва начал привыкать, понимаешь? Жить без тебя. Выживать. Убивать их. - Я ударяю ладонью по рулю. - А теперь все летит к чертям. И у меня в запасе уже нет оправданий для тебя. Я так устал лгать...

Резкий, влажный всхлип обрывает мою тираду, и по спине у меня бегут ледяные мурашки.

Дин задыхается.

Он лежит на спине, упираясь согнутыми ногами в дверь, не помещаясь на сиденье. Его губы посинели, а на побледневшем лице резко проступают синяки и пятна крови. Вымученный выдох не может прорваться сквозь сведенное судорогой горло.

Мой брат умирает.

 - Дин!

Я оборачиваюсь, тяну к нему руки, пытаясь коснуться его, схватить, приподнять. Я могу прижать демона к стене. Я могу вырвать их души из тел, причиняя столько боли, сколько они сами причиняли другим. Я могу убить их.

И я не могу сделать ничего, чтобы спасти своего брата.

 - Не вздумай умирать у меня тут, старик!

Я вжимаю педаль газа в пол, нащупывая пальцами руку Дина и сжимая ее. Его кожа на ощупь холодная, его рука безвольно лежит в моей. Хрипы становятся громче, и я чувствую, как его рука дрожит в моей, пока тело борется за вдох.

Я снова бросаю быстрый взгляд через плечо, и на один мучительный миг успеваю увидеть его глаза, распахнутые, ищущие меня - одного лишь меня. Я чувствую, как мое собственное дыхание замирает, а сердце бешено колотится. Его избили почти до смерти, он задыхается, и все, чего он хочет - увидеть меня.

 - С тобой все будет хорошо, Дин, - пытаюсь я пообещать. Пытаюсь приободрить.

Распределяя свое внимание между дорогой и братом, я замечаю знак, который искал. Больница, 1.5 мили.

 - Держись там, Дин. Мы уже почти...

Его пальцы стискивают мою руку, и я, обернувшись, вижу, как его глаза закатываются, шея бессильно выгибается, а ресницы трепещут, опускаясь.

 - НЕТ! - рычу я.

Нет, этого не случится. Нет, они не бросят его умирать. Только не после всего того, что он для них сделал. Только не после того, как он сделал для них это.

 - Проклятье, Кас! Где тебя черти носят! - кричу я в зловещей тишине, воцарившейся в машине, и отпускаю руку Дина, чтобы вывернуть руль и вписаться в крутой поворот под визг покрышек и запах жженой резины, резко тормозя у самых дверей клиники.

Выпрыгиваю из машины, оббегаю ее, и когда уже открываю заднюю дверцу, из здания выбегают две медсестры, стискивая стетоскопы, окидывая нас оценивающими взглядами.

 - Мой брат, - говорю, осознавая, что сам едва дышу, но не могу с этим справиться. - Я нашел его - кто-то его избил. Очень сильно, - я распахиваю дверцу. - Он не дышит.

Одна медсестра зовет человека с каталкой, другая склоняется над Дином, щупает его пульс, проверяет реакцию зрачков. За считанные секунды меня оттесняют прочь, пока сильные, уверенные руки вытягивают Дина из объятий Импалы, укладывают его, ослабевшего, в крови, на белую каталку и увозят за двери.

Я оставляю Импалу и иду следом.

Они привозят его в свободную палату и быстро, четко, профессионально разрезают ему рубашку, крепят к коже электронные датчики, ставят капельницу и включают обогреватель. Я отступаю на шаг и снова слышу звон в ушах, когда Дину в горло вводят пластиковую трубку. Я вижу, как шевелятся их губы, вижу напряженные лица; они выкрикивают друг другу указания, не останавливаясь, суетясь вокруг моего брата.

Я ничего не слышу. Ничего, кроме шума крови в ушах и ударов сердца. И еще - странное дело - Stairway to Heaven Зеппелинов, которая льется из динамиков над моей головой. Темнокожий врач подсоединяет к пластиковой трубке кислородный пакет, сжимает его трижды и отходит, другой крепит к груди моего брата серебристые датчики электрошокера, не трогая порез под ребрами.

Я вижу, как тело Дина выгибается от шока, когда сквозь него проходит разряд, и я подпрыгиваю; мое собственное сердце бешено колотится в груди. Снова кислород, и снова датчики. Дин вновь выгибается, разряд проходит сквозь его сердце, выдергивая обратно в наш мир, но лицо его ничего не выражает, и я чувствую на щеках слезы.

Они отступают, смотрят на маленький монитор, затем оценивающе кивают. Я смотрю только на Дина. На его лицо. На кровь и синяки. На человека, который, я когда-то думал, не сломается никогда. На брата, который пообещал мне, что со мной не случится ничего плохого, пока он будет рядом. На героя, в которого я верил. На лучшего друга, по которому так тосковал.

Я смотрю на него, лежащего в нескольких футах от меня, и тоскую по нему всем своим существом.

Медики без устали снуют вокруг него, снимают показания, крепят длинную голубую кислородную трубку, а потом человек в белом халате подходит ко мне, шевеля губами. Я моргаю в ответ, не в силах разобрать, что он пытается мне сказать.

Пока он не касается меня рукой.

 - ...необходимо провести несколько тестов, чтобы удостовериться, но, по всей видимости, повреждена трахея, есть несколько ушибов и порезов. Вам нужно будет заполнить некоторые бумаги, а потом сможете зайти к нему.

Я киваю - вся эта волокита давно мне знакома, и покорно иду за ним следом. Я не знаю, какое имя писать в бумагах. Дин Винчестер мертв. Вместе с Сэмом Винчестером он погиб во взрыве, унесшем жизни нескольких служителей закона, включая Виктора Хендриксона. Но какая, в конце концов, разница. Мы не должны за это расплачиваться. Мы найдем способ улизнуть.

Я вписываю на бланке имя Дина и смотрю на буквы. Даже написанное, это имя излучает уверенность, силу. Имя супергероя, человека-легенды, охотника, брата, настоящего мужчины. Это имя не может принадлежать кому-то избитому и сломанному.

Я хочу убить их всех. Всех демонов, одного за другим. Стереть их в прах за то, что они осмелились прикоснуться к нему. За то, что даже не смотрят на меня. За то, что ни в грош не ставят наши жизни. Я потираю переносицу, на долю секунды прикрывая глаза.

 - Мистер Винчестер?

Я резко поднимаю голову, чувствуя, как протестуют мышцы шеи.

 - Да?

 - Вы можете пойти к брату.

 - Как он?

 - Он... отдыхает. Трахея и гортань были повреждены очень сильно, не говоря уже о побоях. Жестоких.

Я смотрю на мужчину. Будто я сам не знаю.

 - Он будет в порядке?

Он выдерживает паузу, которая мне не нравится.

 - Ему понадобится много времени для восстановления. Он будет на аппарате искусственного дыхания, пока не проснется, и легкие не заработают самостоятельно. Мы чуть приподняли его в постели, чтобы облегчить дыхание.

 - Но... он же поправится, да?

Еще одна пауза.

 - Мы поможем вам позаботиться о нем.

Я иду следом за мужчиной по коридору, чувствуя, как мое дыхание сбивается, а сердце стучит все быстрее. Я часто моргаю, пытаясь избавиться от воспоминаний об отце, лежащем на полу, мертвом. О Дине, подключенном к аппаратам, которые удерживают его в живых. Об ощущении, что призрак моего брата здесь, в комнате, рядом со мной.

Медсестра кивает на палату Дина, и я вхожу в двери один. На Дине белая футболка, меж разбитых губ тянется голубая кислородная трубка, подключенная к аппарату, который помогает моему брату дышать. Его ноги укрыты одеялом, а грудь чуть приподнята на подушках. Глаза закрыты.

Я медленно опускаюсь на стул у кровати, глядя на него. Мои глаза сушит и щиплет.

 - Что он с тобой сделал... Как могли они допустить это? - тихо говорю я. - Почему не спасли тебя?

Я должен был это предусмотреть. Я должен был помешать им забрать его. Я же знал, что он недостаточно силен. Знал, что я сильнее. Я знал, как мне стать сильнее. Я позволил благоговению перед этими существами взять над собой верх. Я по привычке уступил Дину лидерство и упустил момент. А они не присмотрели за ним как следует. Они не подумали о том, через что он прошел.

 - Они позволили этому случиться с тобой, - шепчу я, протягивая руку и пожимая безвольные пальцы Дина. - Я не допущу, чтобы это повторилось, брат.

Что с ним случилось? Я знаю, что он мне рассказал. Я знаю, в чем он признался. Но... на слух это воспринимается как спортивный репортаж. Совсем не то, что сама игра. Где мой брат, готовый убить столько поганых тварей, сколько будет в силах? Теперь, когда он говорит, что все закончится кроваво, но мы уйдем при полном параде, мне слышится в его голосе какая-то странная надежда. Надежда не на победу. Не на то, что мы выиграем эту войну. Надежду на скорый конец. И я не знаю, как отвлечь его от этой мысли.

Так что я возьму все на себя. В свои руки. Я подменю его в роли сильнейшего брата, лучшего охотника. Ему больше не придется тащить эту ношу. Не то, что прежде.

Я никогда не смогу ему рассказать. Не смогу признаться, как вышло, что я забрал у него крест, который он тащил с рождения. Но мне нужно, чтобы он позволил мне. Мне нужно, чтобы он разрешил мне спасти для разнообразия его задницу. Спасти всех нас. То, что нужно ему, уже не имеет значения. Не сейчас, когда над нами нависает угроза Армагеддона.

Потому что я сильнее, чем он. Я сильнее, чем он когда-либо будет. Потому что он всего лишь мой брат. Он всего лишь парень, который пожертвовал всем и ничего не получил взамен. Он всего лишь смертный, переживший ад.

 - Я не понимаю, почему они вытащили тебя оттуда, Дин, но я не позволю им и дальше так с тобой обращаться.

Я смотрю на его лицо, желая, чтоб он моргнул, вздрогнул, посмотрел на меня. Он лежит неподвижно, и багровые синяки проступают на его бледном лице, точно неоновые отсветы. Его легкие работают благодаря чуду современной медицины.

Ты не можешь уйти, Дин, только не сейчас. Мы едва начали снова чувствовать себя братьями.

Мои собственные слова всплывают из давних воспоминаний, дразня меня. Я закрываю глаза, потирая пальцами веки. Воспоминания, точно вереница кадров, вспыхивают один за другим в темноте у меня под веками. На каждом кадре - мой брат. Иногда бодрый и энергичный. Иногда окровавленный, иногда в пылу битвы. Но всегда мой брат.

Я не позволю тебе отправиться в ад, Дин!

Я вскидываю голову и сглатываю; мой собственный голос так громко звучит в моей голове, что я прокашливаюсь. Оглядываюсь, но вокруг ни души кроме Дина и аппаратов, которые удерживают его рядом со мной.

Нет, позволишь!

Я смотрю на него. На его рот. На его лицо.

Что же мне делать?

Чувствую, как подступают слезы. Закрываю глаза, пытаясь не дать им прорваться.

Продолжай охотиться. Заботься о моей малышке. Сэм, помни, чему учил тебя отец... хорошо?

Я открываю глаза, наклоняюсь ближе, зная, что сейчас прозвучит.

И помни, чему учил тебя я.

Он учил меня выживать. Учил жить. Учил метать ножи, стрелять из ружья, отливать серебряные пули. Учил, как заигрывать с девчонками, как привлечь их внимание. Учил, как изгонять призрака, убивать вампира, ездить на велосипеде, водить машину, ладить с отцом. Как пить и как справляться с похмельем.

Он забыл научить меня одному - как мне жить, когда его не будет рядом.

Чувствую движение за спиной, отворачиваюсь от Дина и вижу Кастиэля, проходящего по коридору. Я мгновенно вскакиваю, весь исходя гневом, движимый новым приливом силы. Я выбегаю к нему, и он поворачивается ко мне; мое тело говорит само за себя, еще до того, как слова срываются с губ.

 - Излечи его. Сотвори чудо. Немедленно! - кричу я ему, тыкая пальцем сперва в Кастиэля, затем в сторону палаты Дина.

 - Я не могу, - отвечает Кастиэль своим гребаным неисповедимы пути спокойным тоном.

Я чувствую, как в горле поднимается комок при виде этого... этого ангела. Этого существа, которое должно было присматривать за нами. Присматривать за моим братом.

 - Вы с Уриэлем втянули его в это, потому что неспособны нарисовать обычную Дьявольскую Ловушку.

Кас отводит глаза, и я чувствую его стыд так же отчетливо, как и свою ярость.

 - Это все было бессмысленно. Демоны не убивают ангелов.

 - Аластор мог лгать... - пытается оправдаться Кастиэль.

 - Не мог, - обрываю я его, решительно качая головой. Они сделали это с Дином, и они не отвертятся от ответственности, прикрываясь своими «а что, если». Я отворачиваюсь от ангела, решительными шагами возвращаясь к брату.

Часы проходят, сливаясь в один единый поток времени. Я не отрываю от Дина глаз, я хочу, чтобы он увидел меня, когда проснется, чтобы он знал, что я здесь. Я смотрю, как он дышит, изучаю лицо, которое знаю как свое собственное. Смотрю на его руки с крепкими сильными пальцами и мозолистыми ладонями. Руки труженика. Руки бойца. На секунду во мне что-то вздрагивает, я наклоняюсь вперед, я хочу взять его за руку, коснуться его, вернуть былые времена, спрятаться в надежной тени своего старшего брата.

Хочу искупить вину за те слова, которые, знаю, сейчас не выходят у него из головы, были они правдой или нет. Слова, которые я считал - и считаю - правдой, и которых никогда не должен был говорить ему. Особенно ему. Потому что пока у него не осталось выбора, пока его не вырвали из моих объятий, Дин был со мной, был всегда, когда я нуждался в нем.

Я не хочу нуждаться в нем. Я не хочу нуждаться ни в ком.

Я наклоняюсь вперед, упираясь локтями в колени, переводя взгляд на грудь Дина.

Хотя кое в чем я все-таки нуждаюсь. В Руби, в ее силе, ее энергии. В Бобби, в его мудрости, в его находчивости. В Кастиэле, в его магии, в его сущности. И в Дине, в его хрупкости, его реальности.

Я протягиваю руку, легко касаясь пальцами его руки. Я чувствую его жизнь, жар его кожи, жесткие волоски, упругие мускулы. Я закрываю глаза, вновь переживая его смерть. Чувствую ее так же отчетливо, как и каждый день.

Я все еще помню ощущение его души, покидающей тело в той комнате, в Индиане. Я все еще помню его горячую кровь, заливавшую мне руки, когда я обнимал его тело. Я все еще помню, как остывало его тело, когда Бобби наконец приехал.

Проходит время, равномерное пульсирование капельницы и писк кардиомонитора убаюкивают; меня клонит вперед, полубессознательно я опускаю голову на кровать рядом с рукой Дина. Моя память с легкостью возвращается к той ночи, сводя на нет  радость от сознания того, что он тут, он жив, и оставляя мне лишь ужас - что я могу творить силой мысли и силой воли. И еще опустошенность - от сознания того, что я могу одолеть любого демона, но не могу вытащить брата из ада. А потом Дин смотрит на меня в последний раз, и часы за нашими спинами бьют полночь.

В его глазах была печаль и радость, гордость и сожаление, страх и облегчение. Его крики преследуют меня и по сей день, выдергивая меня из сновидений, когда он сражается с собой и своими собственными адскими воспоминаниями на соседней кровати. Я помню, как вынес его из той комнаты, уложил в Импалу, закрыл ему глаза и позволил Бобби сесть за руль. Я помню хриплый, надтреснутый голос Бобби, говорящий мне, что он был с Дином, когда я умер. Что он видел Дина, задохнувшегося этим горем.

Как он был сыт по горло нашими смертями в этой войне.

Я помню, как плыло за окном ночное небо, как держал своего мертвого брата на коленях, предоставив Бобби решать, где будет могила, предоставив ему думать за меня. И я помню то удушающее чувство клаустрофобии, когда мы засыпали землей его деревянный гроб.

Я вскидываюсь с резким выдохом, моргаю, торопливо бросаю взгляд на Дина, осознавая, что, пока я переживал в памяти худшую ночь моей жизни, прошло много часов. Я потираю усталые глаза, оглядываюсь через плечо и понимаю, что от кошмара меня пробудила медсестра, которая пришла проверить самочувствие Дина.

Мне говорят, чтобы я ушел, чтобы отдохнул. Я не могу оставить его. Я не могу отдыхать, пока он здесь. Я отгоняю Импалу на стоянку. Я звоню Бобби. Я расхаживаю по коридорам. Но не ухожу. Дин оказался здесь, потому что поступал правильно, потому что пожертвовал собой ради меня. И со всей моей силой, всеми моими возможностями, я не смог его уберечь.

Глядя на страдания моего брата, я клянусь, что не допущу этого снова. Я стану сильнее. Настолько, насколько потребуется. Я убью их всех . Всех до единого.

Когда спускается ночь, я вновь занимаю свой пост у его постели, беру его за руку, смотрю на него. Я хочу что-то сказать, но не знаю, что. А потом рука в моих пальцах вздрагивает, и я смотрю на его лицо. Его глаза мечутся под закрытыми веками, а тело вздрагивает от чужеродного ощущения трубки в горле.

 - Дин?

Он моргает, зрачки расширены, глаза испуганные, руки неуклюже нащупывают трубку.

 - Дин, успокойся. Сестра! Эй! Тут нужна помощь!

Я жму красную кнопку рядом с кроватью, ловя в воздухе руку Дина.

 - Полегче, старик. Эй, эй, легче, просто дыши, ладно? Я здесь, с тобой.

Глаза Дина находят мои, и я борюсь с желанием отшатнуться, видя в них столько боли. Я удерживаю его запястья, а он задыхается, кашляет, пытается глотнуть и сделать вдох не через трубку.

 - Я здесь, - повторяю, киваю ему, чувствуя, как его руки сжимают мои в ответ, чувствуя, как он пытается успокоить дыхание. - Я никуда не уйду, слышишь?

Он моргает один раз, в знак понимания и согласия и не отводит взгляд. Я чувствую, как он находит в моем взгляде силы, и что-то внутри меня поднимается волной. Старый свет, о котором я забыл. Сила, которая дремала в глубине меня. Жар, охватывающий меня с ног до головы.

За считанные секунды комната наполняется медсестрами, которые оттесняют меня в сторону, перехватывая контроль над ситуацией. Дин так и не сводит с меня взгляда, и я приподнимаюсь на цыпочках, чтобы не потерять его из виду.

Дин делает глубокий вдох и выкашливает трубку, обессилено откидывается назад, на подушки, пока врачи вводят ему в нос трубочки, заправляя их за уши, а я делаю шаг вперед, не сводя с него взгляда. Одна медсестра измеряет ему давление, вторая поправляет капельницу. Когда они уходят, закончив с вопросами и наставлениями, я сокращаю расстояние между нами и опираюсь бедром на кровать.

Дин так и не отвел глаз. Его лицо - маска боли, синяков, тянущихся со лба до подбородка, его глаза потемневшие, запавшие и грустные.

 - Привет, - говорю я.

Он приподнимает подбородок в ответ.

 - Аластор мертв, - сообщаю я.

Он моргает, опускает взгляд, затем снова поднимает на меня глаза.

 - Кас в порядке, хотя ему немного досталось.

 - Он... убил... - голос Дина - мучительные попытки озвучить его мысли.

Я качаю головой.

 - Нет, Кас его не убивал.

Я опускаю взгляд, думая, как сказать ему, что это был я. Когда я снова поднимаю голову, я вижу, что он уже знает.

 - Дин, - начинаю я, пытаясь оправдаться в том, что не должно нуждаться в оправдании. Желая заверить его в том, что я делаю это ради нас всех. Пытаясь убедить его, что я знаю, что делаю.

Он отводит глаза. И меня снова пробирает холод. Словно солнце зашло за тучи и оставило меня в тени.

 - Пойду, принесу тебе воды, - говорю. - Я быстро.

Я поворачиваюсь и выхожу из комнаты, не оглядываясь. Мне нужно на воздух, на простор; мне нужно напоминание о том, почему я делаю то, что делаю. Почему я уже не тот, каким он всегда считал меня. Почему мой выбор - правильный. Верный.

Я выхожу в ночь и смотрю на небо. По темноте разбросаны звезды, осколки разбитого света. Я делаю глубокий вдох, пытаясь обрести былое равновесие. На секунду я позволяю себе задуматься о том, что я чувствовал силу, уверенность, могущество. Но я ни разу не чувствовал равновесия с того дня, когда Дин вернулся. Когда его вернули.

И я прекрасно знаю, что тому причиной. Но я не хочу ничего менять. Я не хочу делиться с ним этой тайной. Мне нужно хранить ее взаперти. Потому что я до потери сознания боюсь того, чем сменится в его глазах недоверие при взгляде на меня.

Я разворачиваюсь и возвращаюсь к Дину, приготовившись взять на себя всю вину, все обвинения, все упреки, которые, несомненно, ожидают меня, когда он снова сможет говорить. Но я останавливаюсь прямо у дверей его палаты, когда из нее доносится тихий шелест крыльев. Я прислоняюсь к стене, запрокинув голову, затаив дыхание, вслушиваясь.

 - Ты в порядке?

Это Кастиэль, понимаю я. Я боялся, что это будет Уриэль, готовый заклеймить его за провал; а ведь Дин еще так слаб.

 - Нет, благодаря тебе, - выдыхает Дин; голос - как у Сильвестра Сталлоне, только что отстоявшего несколько жестоких раундов. Мне больно слышать его голос таким.

 - Тебе следует быть более осторожным, - замечает Кас. Я закатываю глаза и качаю головой, продолжая слушать.

 - Тебе следует научиться рисовать Дьявольские ловушки, - парирует Дин. И я  улыбаюсь - это мой брат.

 - Уриэль мертв, - тихо произносит Кас.

Я подавляю резкий вздох, на миг не в силах поверить услышанному.

 - Демоны? - спрашивает Дин.

 - Неповиновение, - отвечает Кас, и в его голосе слышится одновременно и сожаление, и облегчение.

Кто убил Уриэля? Бог? Кас? Как это произошло? Нам никогда не узнать, как погибли остальные... Был ли это тот же убийца? Или Уриэля наказали за то, что он не нашел убийцу?

Я поворачиваюсь, чтобы войти и расспросить о подробностях, но тут Дин снова заговаривает.

 - Это правда? Я действительно сломал первую печать? Я действительно начал все это?

Я вдруг совсем перестаю дышать. Оседаю вдоль стены, слушая обреченный голос брата, не в силах осознать то, о чем он говорит.

 - Да, - отвечает Кастиэль, и мне хочется закричать. Мне хочется заплакать. Мне хочется впечатать кулак в стену. Как они могли допустить, чтобы с ним это случилось? Как они могли использовать его, зная, что это правда? Почему они не воспользовались мной? - Когда мы узнали о планах Лилит на тебя, - продолжает Кас, - мы взяли Ад в осаду, пытаясь добраться до тебя.

 - И не допустить, чтоб я сломался, - шепчет Дин.

 - Мы опоздали.

Я закрываю глаза, зажимая рот кулаком, впиваясь в него зубами, чтобы подавить вопль. Ангелы спустились за Дином. Пока я безуспешно заключал сделки, пока учился пользоваться своей силой, пока... был с Руби, ангелы спустились за Дином. И они опоздали.

Он сломался, сошел с дыбы и начал пытать души, толкнув мир в сторону Апокалипсиса.

 - Почему тогда вы просто не оставили меня там? - спрашивает Дин треснувшим голосом.

 - Это не вина твоя, Дин. Это судьба.

Я сильнее закусываю кулак.

 - Ибо записано, что праведник, печать сломавший, один лишь он сможет остановить это. Ты должен это остановить.

Я чувствую тяжесть в груди; тяжесть, непохожую ни на что ранее испытанное; тяжесть, которая придавливает меня к полу, и ослабевшие ноги охотно подгибаются. Я тихо сползаю по стене, закрывая глаза и снова слыша этот звон в ушах. Я быстро встряхиваю головой: мне нужно знать, о чем они говорят. Слышу тихий рык Дина, требование уточнить, что именно Кастиэль имел в виду.

 - Я не знаю. Мне не говорят всего. Я только знаю, что наша судьба - в твоих руках.

Моя голова клонится вперед, и я зарываюсь пальцами в пряди волос.

 - Тогда вы, ребята, попали, - голос Дина уже на грани слез, полный боли. - Я не могу сделать это, Кас. Это слишком. Аластор был прав. От меня ничего не осталось. Я не... у меня не хватит сил.

Секунду Кастиэль молчит, и я крепче сжимаю кулаки.

 - Похоже, я не тот, кем хотели бы видеть меня наши отцы.

Боль пробивается глубже, к самому сердцу, режет изнутри; я сжимаю губы в тонкую полоску и продолжаю слушать.

 - Найдите кого-то другого, - просит Дин еле слышным голосом. - Не меня.

Спустя секунду я понимаю, что из комнаты не доносится больше ни звука. Я втягиваю воздух носом, поднимаю голову. Кастиэль стоит прямо передо мной, его синие глаза будто хрупкое стекло. Я смотрю на него в ответ, испытывая - но он не просит меня. Он видел мою силу. Он видел, на что я способен. Он слышал, как разбит мой брат. Почему он не просит меня спасти всех?

Не говоря ни слова, Кастиэль исчезает, и я с усилием поднимаюсь на ноги, делая глубокий вдох. Даже если он не попросил, я все равно могу попытаться.

Я заглядываю в палату, опираясь плечом о дверной косяк. Дин не смотрит на меня. Лицо его в тени, а сам он на больничной койке кажется слишком маленьким.

 - Дин?

Он вздрагивает, но по-прежнему не смотрит на меня.

 - Врач говорит, ты поправишься.

Он кивает.

 - Может, уже завтра утром тебя снимут с аппарата.

 - Прекрасно.

 - Дин?

Я подхожу ближе к кровати. Он все еще не смотрит на меня. Я вижу поблескивающие следы слез на его щеках, и мое сердце сжимается от боли за него и чуть ли не отвращения, что я вижу его в таком виде.

 - Что, Сэм?

 - Я позабочусь о тебе, ладно?

 - Со мной все будет хорошо.

 - Я знаю, но... - я подхожу ближе. - Я просто хочу, чтобы ты знал...

Он бросает на меня горящий взгляд; на один крошечный миг эта мертвенность, не покидавшая его глаз днями, пока ангелы не пришли на помощь, отходит на второй план.

 - Ты хочешь сказать мне, что ты сильный, - хрипло выдыхает он. Я моргаю, а он продолжает, и его голос точно бьет меня ножом в живот. - Ты хочешь сказать мне, что я тебе не нужен, но что ты нужен мне. Я уже понял.

 - Нет, Дин, все не так...

 - Не так? - Дин снова отводит взгляд. - Ты убил демона, Сэм.

Я киваю, хотя он на меня не смотрит.

 - Мне никак с тобой не сравняться.

Я только знаю, что наша судьба - в твоих рука.

 - Тебе не нужно равняться на меня, - пытаюсь я объяснить.

Он вздыхает, закрывает глаза и меня внезапно охватывает страх; я должен потрясти его, заставить снова их открыть.

 - Просто уйди, Сэмми, - устало говорит он.

Мой живот судорожно сжимается, и я кладу на него руку. Он так долго не называл меня Сэмми. Теперь, слыша это, слыша его голос, изувеченный руками нашего врага, я чувствую, как ярость, страх и раздражение вскипают у меня внутри.

 - Я не хочу.

 - Мне нужно, чтобы ты ушел.

 - Нет, - я качаю головой. - Я не оставлю тебя, Дин.

Он снова смотрит на меня; на его лице снова поселились тени, усталость и боль. Я скрещиваю руки: упрямое выражение воли. Призрак улыбки чуть приподнимает уголок его губ.

 - Отлично, - он прикрывает глаза. - Как хочешь.

Я хочу, мысленно клянусь я.

 - Тебе что-нибудь нужно? - спрашиваю я и тянусь за стулом, устраиваясь на дежурство в той же позе, в какой сидел раньше.

Дин качает головой, и я вижу, как подрагивает его горло; он пытается сглотнуть. Я наливаю немного воды из кувшина на столике в чашку, опускаю в нее соломинку и наклоняюсь ближе. Он обхватывает губами соломинку и осторожно глотает.

 - Хочешь повидаться с Бобби, когда выберешься отсюда? - спрашиваю я, пытаясь подыскать какой-нибудь план дальнейших действий. Что-нибудь помимо этой ноши - спасти мир от уничтожения, которое ты, по всей видимости, сам же и навлек на него.

Дин качает головой.

 - Что ты хочешь делать?

 - Перестать охотиться, - хрипло говорит он. - Жить другой жизнью. Не видеть, как умирают люди. Не чувствовать боли.

Я ставлю чашку обратно на столик, опуская глаза на пол. Мой брат никогда бы этого не сказал. Мой брат жил ради спасения людей и охоты на нечисть. Мой брат не может быть этим разбитым человеком на кровати передо мной. Я тоскую по своему брату.

Я тоскую по нему до слез.

 - Не знаю, позволят ли нам, Дин.

 - Я знаю, - вздыхает он, и измученные глаза закрываются. - Поверь мне. Я знаю.

Какое-то время мы сидим в тишине. Я раздумываю, не признаться ли, что я слышал слова Кастиэля. Я уже раскрываю рот, и признание готово сорваться с языка, как вдруг я вижу, что его подбородок дрожит.

 - Ты устал?

Не открывая глаз, он слегка приподнимает бровь; этот жест говорит мне все, что я должен знать.

 - Поспи немного.

 - Куда ты?

 - Никуда.

Он приоткрывает один глаз, внимательно глядя на меня.

 - Ты уверен?

 - Да куда мне идти, Дин? - спрашиваю. Мне действительно любопытно, куда могло меня заслать его воображение. - Куда я могу пойти, когда ты... Сломан. Разбит. Беззащитен.

 - Не знаю, Сэм, - хрипло говорит он, снова закрывая глаз и поворачивая голову вбок. - Я больше ничего не знаю.

Сэма, которого я знал, больше нет...

Он был прав. Потому что Сэм, которого он знал, был слаб. Сэм, которого он знал, нуждался в брате-защитнике. Сэм, которого он знал, не мог убивать демонов кончиками пальцев.

Теперь есть только новый Сэм. И неважно, что болтает обо мне какой-то медиум, или что там ангелы говорят о Дине. Я не потеряю своего брата снова. Только не это. Только не так. Я достаточно силен, чтобы уберечь его. Даже если я не могу собрать его заново, я покажу ему, что то, что осталось от прежнего Дина, тоже заслуживает внимания.

Ему больше не нужно быть моим героем. Ему можно просто... быть.

Я откидываюсь на спинку стула, наблюдая за братом, постепенно отдающим себя во власть усталости.

Я вижу, как неглубоко он дышит. Я вижу, как расслабляются его плечи. Я вижу, как сон овладевает им. И когда я убеждаюсь, что он спит, то беру его руку в свою, еле ощутимо сжимая.

 - Я позабочусь об этом, - говорю я его закрытым глазам. - Героем не обязательно всегда быть тебе.

Все так запутано и изломано, прямой дороги не видно, и очевидного решения, озарившего бы нам путь лучом маяка, не существует. Тот, кто должен всех нас спасти, лежит сейчас здесь, поверженный, ищущий укрытия, желающий избежать своей участи. Но еще есть я.

Я проведу нас сквозь это. И плевать, какой ценой.

***

Плэйлист:

Closer by Burn Season

Stairway to Heaven by Led Zeppelin