Тоня Северсон была актрисой. Еще она была ведьмой, и лет тому бытию перевали ло уже за сотню, Тоня не любила подсчитывать - насколько, она вообще не любила лишней конкретики, полагая это неженственным. Но главное, что она была актрисой.
Ибо что отличает ремесло актрисы от ремесла ведьмы? Публичность и стремление нравиться. Тоня очень хотела нравиться, и с возрастом эта тяга нисколько не ослабла, скорее наоборот. Из-за чего, собственно, и случилась эта история.
Нет, мировая слава Тоню не интересовала, кинематограф она так и не перестала считать новомодной и несерьезной штучкой, лишенной, к тому же, самого важного для актрисы - живой и непосредственной реакции публики.
Тоне нужны были поклонники. Настоящие, преданные, подкарауливающие у служебного хода и вызывающие на бис после спектакля, а в день премьеры присылающие корзины цветов. Да, она была старомодна. В ее возрасте простительно, пусть выглядела она на дежурные тридцать девять, как героиня Килти.
Но публика, даже провинциальная, а может быть - именно провинциальная, - шагала в ногу со временем и предпочитала курить фимиам иным кумирам. Народ валом валил в кино и куда менее охотно - в небольшой репертуарный театр, где служила Тоня. Разумеется, она могла бы блистать на Бродвейских сценах, талант позволял, но не позволяла осторожность.
Она вовсе не была глупа, Тоня Северсон, неумные ведьмы долго не живут. Так что прекрасно понимала, что даже самые современные косметические средства не могут сделать лицо неузнаваемым при пристальном внимании прессы, оснащенной цифровыми фотокамерами. А скальпель хирурга пугал Тоню куда сильнее безвестности.
В общем, технический прогресс изрядно осложнял Тоне жизнь, заставляя держаться провинциальных подмостков. И все же с этим можно было мириться, пока находились те, ради кого Тоня работала, да и вообще - жила. Поклонники. А вот когда с ними начались перебои, случилось страшное: тщеславная актриса взяла верх над расчетливой ведьмой.
Она приворожила сперва одного, потом второго, третьего... Приворот был тяжелым, вызывать неугасающий платонический восторг - это вам не сексуальное влечение стимулировать, подпитываемое естественным образом после первого же настоящего свидания. И все же, остановись она вовремя, ничего бы не произошло. Но актриса не устояла перед самым серьезным искушением своей профессии и присушила четвертого, пожилого благообразного хозяина похоронного агентства. Перестаралась.
Его трогательная попытка спеть серенаду под окнами владычицы своих грез попала на страницы местной газеты, газета - на столик придорожного кафе, за которым вкушал свой гамбургер популярный блоггер, чью историю о безумствах поклонников провинциальной Элеоноры Дузе позаимствовал редактор одного из новостных порталов, закрывая место, отведенное под несданный вовремя материал.
Портал входил в число регулярно просматриваемых Сэмом Винчестером.
* * *
- Думаешь, это - дело?
- Уверен. Дин, ты хоть представляешь себе, что такое провинциальный театр? Он так же мало напоминает Голливуд, как этот мотель - Хилтон, - Сэм на секунду задумался и поправился. - Нет, еще меньше. А тут...
- Ну ладно, ладно, убедил. Завтра утром едем в твой Эшлэнд.
Чистый, ухоженный, щеголяющий типичной для Орегона пышной зеленью и нетипично забавной уличной скульптурой, июльский Эшлэнд больше всего походил на нагретый солнцем леденец. Та же навязчивая сладость с легким привкусом ненатуральности и мешанина ярких красок: город буквально весь был увешан афишами ежегодного Шекспировского фестиваля. А количество съехавшихся на него туристов заставляло усомниться в справедливости предположения, приведшего сюда Винчестеров.
- Провинциальный театр не может вызывать такие страсти, да? - скептически спросил Дин, провожая взглядом очередное костюмированное шествие, возглавляемое высоченным парнем с необычайно реалистичной ослиной головой. - Никакого ажиотажа, да?
- Другого дела у нас сейчас все равно нет, верно? Так почему не проверить? Поговорить с несчастными, осаждающими эту Северсон, посмотреть спектакль с ее участием, - Сэм хотел еще предложить взять интервью у самой актрисы, представившись корреспондентами какой-нибудь «Театральной жизни западных штатов», но сбился с мысли под негодующим взглядом брата.
- Спектакль. Посмотреть. Сэмми, мы зачем сюда приехали?
- Расследовать дело! - Сэм сам чувствовал, что ему не хватает убедительности, хотя, черт возьми, он даже не слышал об этом фестивале! Ну, может быть, слышал, когда еще учился в Стэнфорде, но давно и прочно забыл и вообще ни о чем таком не думал.
Но если они уже тут - почему не воспользоваться случаем?
- Ладно. В каком театре она работает? - сжалился над младшим братом Дин.
До вечернего спектакля, однако, оставалось еще достаточно времени, и Винчестеры начали свое расследование, как и предлагал Сэм, со знакомства с предполагаемыми пострадавшими.
- Вынужден согласиться, - резюмировал Дин, выходя из похоронного дома Уилкинсона после краткой, но весьма экспрессивной беседы с последним. - Ты был прав.
- Приворот?
- Похоже на то. И сильный. Твоя Теда Бара - ведьма.
- Не обязательно. Может, кто-то из ее окружения. Режиссер, директор театра...
- Ну да, ну да. В любом случае, надо искать алтарь.
- Может, сперва посмотрим на нее? Спектакль через полчаса начнется.
- А если она еще кого-нибудь присушит, пока ты искусством наслаждаться будешь?
Сэм поджал губы, но посчитал ниже своего достоинства опровергать возводимую на него напраслину. Дин довольно усмехнулся, потом посерьезнел:
- Лучшего момента пошарить у нее в кладовке не найти. Ведьма или нет, но быть одновременно на сцене и в двух кварталах от нее она не сможет.
- А антракт?
- Ну так проследи, чтобы она во время него никуда не слиняла!
Вот так и получилось, что они разделились: Сэм отправился в Театр Ангуса Боумера смотреть «Кошку на раскаленной крыше», а Дин - обыскивать дом Тони Северсон.
* * *
Не то чтобы Сэм был завзятым театралом, даже в пору своих вольных зубрежечных хлебов в колледже, но отличить хорошую актерскую игру от плохой считал себя вполне в состоянии. Тоня в роли Маргарет была хороша. Настолько, что он только в антракте спохватился, что так и не проверил ее гримерную.
Пришлось спешно пробираться за кулисы и искать там приму, чтобы не дать ей не вовремя наведаться домой. Абсолютно бессмысленное занятие, с точки зрения Сэма. Во-первых, в одиночку блокировать все выходы из здания театра, которое больше всего напоминало растревоженный муравейник, было невозможно. Во-вторых, ни одна уважающая себя актриса не станет бегать по улице во время антракта. А в том, что Тоня Северсон относится к своей профессии с должными трепетом и серьезностью, после первого действия «Кошки» Сэм уже не сомневался.
Так что он не стал суетиться, потихоньку выяснил, где именно находится Тонина гримерка и, дождавшись ее выхода на сцену во втором действии, аккуратно и споро вскрыл замок.
Темного алтаря он не нашел, сырья для изготовления ведьмовских мешочков - тоже. Если и было в гримерной Тони Северсон что-то необычное, так это достаточно архаичная косметика на туалетном столике. Актриса была старомодна, и компактной пудре предпочитала рассыпную, с классической большой пуховкой. Впрочем, Сэм не испытывал уверенности в том, что это так уж необычно. Он не слишком часто бывал в гримуборных актрис. Собственно, это был первый его визит такого рода.
Но главной ошибкой Сэма стали не безрезультатные поиски улик - Тоня в самом деле не хранила в гримерке ничего предосудительного, - а то, что он не перечитал пьесу. И напрочь забыл, что во втором действии Маргарет появляется на сцене только в самом начале.
Уважающая себя актриса в самом деле не покинет театр посреди спектакля. Но уважающая себя ведьма чувствует проникновение охотника в свое жилище столь же остро, как ее не ведающие таинств темной магии товарки - мужскую руку у себя под юбкой. А Тоня Северсон была ведьмой старой и опытной.
Она немного постояла в коридоре, прислушиваясь к чужому дыханию у себя в гримерной, беззвучно развернулась и выскользнула из театра через ближайший служебный вход. В отличие от Сэма, хронометраж пьесы она знала с точностью до секунды, и потому направилась к своему дому хоть и поспешно, но без лишней суетливости.
Охотников Тоня, безусловно, опасалась, но не так чтобы до дрожи в коленках, не говоря уж о несвоевременных приступах паники. Если она что и усвоила из нечастых, но неизменно неприятных столкновений с представителями этой профессии, так это то, что все они были в своем роде фанатиками. Это ведьмой можно стать от несчастной любви, а можно - от любви к искусству портить жизнь окружающим. Охотниками становятся ради мести. Только и исключительно.
А как бороться с человеком, одержимым одной, пусть даже смертельно опасной для нее лично, идеей, Тоня знала очень хорошо. И, подойдя к дому, довольно улыбнулась в предвкушении. Она любила свою работу. Эту - тоже. Ловко вытащив засушенную птичью лапку из-под подоконника и намотав не нее тонкую, как паутинка, ниточку, снятую с косяка входной двери, Тоня переступила порог своей обители.
Что стало ее главной ошибкой.
* * *
Дин нашел алтарь. Со всеми положенными атрибутами: свечами, костями, явно человеческими, черт уж знает эту актрису, где она их брала, засохшей кровью и еще какой-то дрянью, вроде сушеных кошачьих сердец. И с фотографиями жертв, куда же без этого.
Располагался он неоригинально, в подвале дома, запертого на совершенно типовой замок. Вскрывается двумя скрепками за полминуты. А дверь в подвал и вовсе была закрыта на простую задвижку.
«Совсем ведьмы распоясались», - подумал Дин, сплюнул и методично разнес все в щепочки, а фотографии сжег. Хотел было позвонить Сэму, но прикинул, что в переполненном людьми театре звонок может привлечь нежелательное внимание к человеку, занятому обыском или слежкой. Так что Дин решил подождать - брата или ведьму, кто вернется из театра первым, - в гостиной. Выбрал кресло с хорошим обзором дверей и окон и устроился в нем с обрезом на коленях.
Через полчаса дверь открылась, и Тоня, изящная и улыбающаяся, впорхнула в дом, помахивая веточкой. Ну, это Дину в первый момент показалось, что веточкой. Стоило ему разглядеть птичью лапу, он вскинул обрез, и великолепно изображенное Тоней удивление: «Ой, что вы тут делаете», - стало последним, что она сыграла в своей долгой и насыщенной жизни.
«А талантливая была актриса», - подумал Дин, разглядывая застывшее на мертвом лице выражение неподдельного изумления.
Он отволок тело в подвал, облил бензином, посыпал солью и поджег. Сразу стало нечем дышать, но избавляться от трупа на открытом воздухе в таком кукольно-пасторальном городке, как этот Эшлэнд... Дин, конечно, парень рисковый, но не идиот.
Убедившись, что огонь не распространяется - благо, единственной деревянной вещью в подвале был разломанный алтарь в дальнем углу, Дин поднялся на первый этаж и осторожно выглянул в окно.
На улице было тихо и безлюдно, как в ночном банке, и Дин быстрым шагом направился к припаркованной за углом импале. Надо было сматываться из города - убийство примы ведущего театра во время шекспировского фестиваля соберет столько репортеров и полицейских нарядов, сколько их есть в штатном расписании. Еще и федералов вызовут, небось.
Он все-таки притормозил у Мак Дака, прихватил пару бургеров, бросил их на сиденье рядом и вырулил на шоссе. Поесть можно и позже, а выехать за пределы штата лучше побыстрее.
Дин как раз пересекал границу Калифорнии, когда у него затренькал телефон. Звонил, как ни странно, не Бобби, а какой-то Сэм, чей номер почему-то оказался вбит в мобильник. Может, не какой-то, а какая-то? Да, скорее всего. И, наверное, девочка стоила того, чтобы зависнуть с ней еще разок - коли уж он записал ее номер. Хотя с пьяных глаз он мог отчебучить еще и не такое, а раз он в упор ее не помнит - трезвым он всяко не был. Ладно, в любом случае, сейчас это не ко времени.
И Дин сбросил звонок.
* * *
Второй антракт Сэм потратил на разглядывание публики: пытался вычислить, есть ли среди зрителей новая жертва ведьмы, кем бы та ни была. В том, что именно Тоня привораживает своих поклонников, Сэм все еще сомневался. Гений и злодейство плохо совмещались не только в стихах русского поэта, но и у Сэма в голове.
С третьим звонком он, так и не обнаружив очередного кандидата в трубадуры, дисциплинированно вернулся в зал. И почти сразу понял, что что-то случилось: минуты шли, а действие не начиналось. Занавес висел, как парус в штиль. Сэм забеспокоился и вытащил телефон, но не рискнул звонить брату под руку. Если Дин столкнулся с ведьмой, ему нужна будет помощь, а не расспросы.
Сэм торопливо извинился, перешагнул через несколько пар ног, выслушав недовольное шипение, и, краем уха уловив объявление об отмене последнего действия, рванул к дому Северсон.
Добежал, сунулся в незапертую дверь - в нос ударил запах горелой плоти, но беспорядка и следов борьбы заметно не было. Сэм немного успокоился. Очевидно, что Дин благополучно разобрался с ведьмой, но вот куда он потом делся? И импалы в пределах видимости не наблюдалось.
По крайней мере, теперь можно было звонить со спокойной совестью.
Спокойствия, правда, хватило ровно на четыре гудка, после которых Дин сбросил вызов. И второй раз, и третий. Сэм понял, что ничего не понимает.
У брата какой-то форс-мажор? Нет времени ответить на звонок? Но есть - на то, чтобы его сбросить?
К дому Тони Северсон тем временем начала прибывать полиция, и Сэм почел за лучшее убраться за несколько кварталов. Пешком, что начинало раздражать. Но угонять машину, когда по городу курсирует поставленная на уши убийством примадонны полиция...
Разрываясь между тревогой за Дина и злостью на него, Сэм набрал номер еще раз. Ну не мог же Дин за прошедшие пару часов не только укокошить одну девушку, но и найти себе другую? Да еще и увлечься ей настолько, чтобы забить на родного брата?
Или мог?
Неизвестно, сколько бы Сэм еще мучился подобными вопросами, но тут Дин ответил на звонок:
- Послушай, детка, я, конечно, очень ценю твой энтузиазм, но сейчас мне и правда некогда. То есть абсолютно. Но я непременно тебе позвоню, как только немного разгребусь, обещаю. О'кей?
Поняв, что Дин сейчас отключится, Сэм торопливо выдохнул в трубку его имя и замолчал, не зная, что еще сказать.
-Упс, - ответил Дин. - Ты парень.
- Дин? - Сэма определенно заклинило, но, видит Бог, у него была на то уважительная причина. Его брат сошел с ума.
- Слушай, приятель, извини, - продолжал тем временем нести чепуху Дин, - я напрочь забыл, зачем дал тебе свой номер. Но, наверное, у меня был серьезный повод. Не напомнишь?
- Дин, это не смешно, - выдавил из себя Сэм. Он отчаянно цеплялся за мысль о дурацком розыгрыше, но пальцы уже срывались.
- Как скажешь, - легко согласился Дин. - Слушай, парень, мне реально не с руки сейчас разговаривать, так что или выкладывай по-быстрому, что тебе надо, или - извини, я отключаюсь.
- Нет! Дин, подожди. Где ты?
- Хм. Парень, я не помню кто ты. Как я могу знать, нужно ли тебе быть в курсе моих перемещений?
- Переме... Постой, ты что, на шоссе?
- Ну вообще-то да.
- Далеко от Эшлэнда?
На этот раз Дин ответил не сразу. Сэм затаил дыхание.
- И откуда ты об этом знаешь? Кто ты вообще такой? - голос у Дина стал резким, не наигранно отчужденным, и Сэм не выдержал.
- Твой брат!
- Смешно, - сказал Дин.
Короткие гудки полоснули по ушам полицейской сиреной.
* * *
После идиотского разговора с оказавшимся вовсе даже не горячей цыпочкой Сэмом Дин хотел отключить телефон. Ясно, что рано или поздно надо будет разобраться с тем, кому и зачем понадобилось морочить ему голову, и с тем, как номер этого парня оказался у Дина в телефоне, - то, что Дин сам его туда вбил, теперь представлялось весьма сомнительным. Такого придурка он бы не забыл.
Но выяснять что бы то ни было Дин собирался только после того, как спокойно доест бургер, от которого его оторвал этот Сэм. И, пожалуй, после того, как найдет приличный мотель и выспится. Не горит: явно люди развлекаются, не нечисть. Нечисть он бы понял.
В общем, он как раз взялся за сотовый, чтоб отрубить его к чертовой матери, когда позвонил Бобби. Поскольку старый брюзга был единственной имеющейся у Дина семьей, на его звонки отвечать следовало всегда. На охоте, в сортире и в койке с девочкой.
- Бобби?
- Ты где?
- На севере Калифорнии.
- Гони сюда. Срочно.
- Что? Бобби, что стряслось?
- У нас проблемы.
- Какие?
- Объясню, когда приедешь.
- Хорошо, утром двинусь к тебе.
- Не утром, Дин, сейчас. Если я говорю - срочно, это значит «срочно», мальчик!
- То есть проблема настолько серьезная, что я должен обойтись без сна, но при этом сказать о ней прямо ты не можешь? Какого хрена, Бобби, что случилось?
После едва заметной заминки, очень Дину не понравившейся, Бобби ответил:
- У меня есть веские основания полагать, что ты попал под действие мощного заклятия.
- И не заметил? - скептически отозвался Дин.
Не то чтобы он не доверял старику, Бобби ошибался редко, если не сказать - никогда, но, черт возьми, вляпаться в проклятие - это не на окрашенную скамейку сесть, не заметить трудно.
- Какое у тебя было последнее дело?
- Ведьма в Эшлэнде, в театре. Присушивала поклонников, одного до самоубийства довела.
- Ты с ней справился?
- А ты как думаешь?
- Думаю, что она тебя достала.
- И почему ты так думаешь? - Дин начал раздражаться. Он все еще был голоден, устал и совершенно не горел желанием разбираться с беспричинными стариковскими страхами.
- Сколько у тебя живых родственников?
- Бобби, какого черта?! По-твоему, это смешно? - рявкнул было Дин, но тут, зацепившись за последнее слово, сознание подкинуло наиболее вероятное объяснение происходящему. - Постой. Этот парень, Сэм, он что, и тебе звонил?
- Дин. Бросай все и езжай сюда, - Бобби заговорил таким спокойным и ровным тоном, что Дин наконец испугался.
- Слушай, ты что, ему поверил? Бобби, я не знаю, кто этот тип, но я абсолютно уверен, что у отца не было никого после смерти мамы. Ну, по крайней мере - так, чтобы ребенок остался. Это какая-то разводка. Не связывайся с ним, слышишь? Я еду.
Бургер полетел на сиденье, сотовый - на бургер, а Дин развернул машину через двойную сплошную и погнал на восток. Кем бы ни был этот урод, надумавший шутить с его семьей, Дин с ним разберется.
Продолжение читайте здесь
