Джон. Джон остановился у местного магазинчика с идиотским названием «Sunshine». Яркая вывеска раздражала: никакого
солнышка не наблюдалось уже вторую неделю. Только сплошные дожди да выцветшее небо, висящее над озябшим городом. Что, впрочем, неудивительно для этой части страны. Яркая, безоблачная синева здесь бывала только летом. И вот тогда туристы удваивали население, заваливая песчаные пляжи бутылками кока-колы.
Джон плотнее запахнул куртку и с сожалением открыл дверь старенького «Форда». С улицы потянуло прохладцей и неприятной сыростью. Тяжелые капли мгновенно покрыли ладони и лицо тонкой, прозрачной пленкой. Джон раздраженно натянул капюшон и, хлопнув дверью, устремился под старенький навес магазина, ненавидя с этих пор вывеску магазина еще сильнее, чем погоду.
За потрепанной, потемневшей дверью, как и ожидалось, народу почти не было. Двое покупателей одиноко бродили вдоль прилавков. Мужчина в странной, потертой бейсболке не привлек его внимание. А вот блондинка, склонившаяся над бутылкой пива, выглядела соблазнительно.
Джон отряхнул куртку и сделал вид, что увлечен большой пачкой хлопьев, которая по акции обещала стать на 25 процентов дешевле обычного. Если ему удастся познакомиться, то, может быть, сегодняшняя ночь не будет такой уж отвратительной, какой представлялась в начале. Конечно, Джейн вряд ли будет в восторге, но она и сама не подарок.
Джон уже собирался сделать несколько шагов вперед, как вдруг резкая боль заставила его сгорбиться и прижать ладони к груди. По сосудам растеклась отчаянная горечь. И легкие, сдувшись, замерли, лишив воздуха.
Господи, какой же дурак. Какой же, черт возьми, он дурак.
Кровь. Кровь. Кровь. Джон прислонился к стене и судорожно втянул отсыревший воздух. Пальцы впились в ладони, оставляя на бледной коже красные вмятины.
- С Вами все в порядке? - прозвучал над ухом чей-то резкий, хриплый голос.
Джон вздрогнул и с трудом поднял голову. Лицо, наполовину скрытое тенью козырька, нависло над ним, обдавая отвратительным, пугающим спокойствием. Он бы никогда не подумал, что такие люди вообще способны предложить помощь.
- Все нормально, просто тяжелый день, - как можно тверже ответил Джон, кусая губы (дурацкая привычка, приобретенная еще в детстве).
Лицо еще несколько мгновений висело перед глазами, покрытое тенью, словно тонким слоем полиэтилена. Щеки, подбородок и даже шея казались неестественно гладкими, хотя Джон дал бы незнакомцу не меньше сорока. Он уже собирался было проявить настойчивость и послать мужика очень нехорошими словами, но тот, как будто учуяв его недовольство, скользнул в сторону и неторопливо направился к выходу.
- Бывают же, - пробормотал Джон, прислоняясь затылком к стене.
Еще несколько секунд ему потребовалось, чтобы выровнять дыхание. Боль не уходила, но перестала быть удушливой и мучительно острой.
Он обвел взглядом маленький торговый зал и, наконец, распрямился, нетвердо шагнув вперед. Блондинка уже давно потеряла к нему интерес, расплачиваясь за бутылку «Budweiser». Но Джон даже и не подумал снова взглянуть на нее. Все его мысли сосредоточились вокруг одного имени.
Джейн. Он неуверенно шагнул вперед, скользя ладонью вдоль стены. Если бы только Джейн никогда не было в его жизни. Если бы только можно было вырезать все, что называется памятью, и засунуть туда чертово
солнышко с кучей милых бабочек и единорогов.
Джон резко остановился и едва не заехал сам себе по физиономии. Какой же он эгоист! Нашел о чем думать. Плевать, что эти воспоминания вот уже два года не дают спокойно жить. Да что там - каждое утро превращалось в борьбу с самим собой.
Истина была одна. Что сейчас, что два года назад - те события были его виной. Так что жаловаться следовало только на самого себя. За слабость, за характер и за идиотское упрямство, которое в итоге и погубило их обоих.
Джон, наконец, добрался до двери, дрожа так, словно дождь был в магазине, а не на улице. Вспотевшие ладони ухватились за ручку, потянув дверь на себя.
Наконец-то воздух! Он жадно втянул запах сырости и бензина, наплевав на проливной дождь. Навес не спасал от влаги, протекая в нескольких местах. Нет, ну что за чертов магазин!
Джон сощурился, пытаясь отыскать свой автомобиль. После таких приступов он всегда терялся, ощущая себя в коконе собственных страхов и боли. И мир казался размытым отражением в оконном стекле. Поэтому, выловив свой старенький автомобиль, Джон несколько мгновений вглядывался в смазанный силуэт, пока тот не обрел четкость.
- Слава Богу, - выдохнул он, торопливо шагая к машине.
До дверной ручки оставалось всего несколько шагов. Минута - и он мог бы уже греться в салоне, слушая по сотому кругу одну и ту же песню.
Ее песню. Эти самые
«я не могу убежать, но не могу остаться». Как будто знала, чем все закончится.
Все могло быть так.
Но чьи-то цепкие пальцы вдруг развернули его, сжав плечо так, что заныли мышцы.
- Привет, Джон, - произнес неприятно знакомый голос.
Он вздрогнул, закусив губу до крови. Что-то щелкнуло в его мозгу, и перед глазами поплыли электронные буквы, совсем как на табло в самолете:
«бежать». Ноги инстинктивно дернулись вперед, но невообразимо сильные пальцы надежно удержали его на месте, до крови вонзаясь в кожу даже через два слоя одежды.
Он закричал, если бы смог.
Незнакомец в бейсболке больше не скрывал своего лица. Бесформенное, отполированное и отвратительно, удушающее спокойное, оно взирало на него черными провалами глаз, лишенных всего человеческого. От них веяло могилой, гнилью и обезумевшим, совершенно сумасшедшим страхом.
По телу тонкой сеткой пополз узор сосудов и вен. И в пустых глазах, нет, не глазах, металлических шарах, обернутых полиэтиленом, отражались только его бледные, восковые щеки.
Джейн. Кровь. Нож. Куча подонков, и он один, прижимающий ее к себе. Если бы только не эта глупая ссора. Если бы только он смог все вернуть назад. Но разве такое возможно? Была только боль. Невыносимая и оглушающая. Потому что Джейн кричала: надрывно, сдирая горло в кровь, пока подонки методично разрезали ее на части. Незнакомец скалил пасть. И Джон задыхался от нахлынувших воспоминаний. Он тонул в беспросветном, отчаянном холоде, цепляясь за остатки разума.
Лицо Джейн застыло перед глазами, оставшись нестираемым отпечатком на сетчатке глаза.
И когда случайный прохожий обнаружил молодого парня, скрюченного возле черного «Форда», ему показалось, будто в расширенных зрачках бедняги проглядывается женский силуэт.
Сэм. Это походило на один из его кошмаров.
Среди картоновых стен и искусственных комнат Сэм чувствовал себя потерянным и уставшим.
Всего два дня.
Ничто в сравнении с тем, что ему уже довелось прожить. Но чертовски много для последних месяцев, прошедших, будто в тумане.
Сэм никогда не был оптимистом. И ему не нужно было объяснять, что так устроена жизнь. Он и сам знал,
как она устроена. Просто получить еще одно подтверждение оказалось для него слишком тяжело.
Мэдисон мертва.
И Сэм прекрасно помнил и слышал оглушительный грохот, от которого у него едва не взорвались барабанные перепонки. По крайней мере, вчера, когда Дин смотрел какой-то боевик, он почти задохнулся, услышав выстрел.
Больше брат телевизор не смотрел.
Вообще.
Хуже всего было
помнить ее лицо. Иногда, в его кошмарах, оно сливалось с лицом Джессики, и они наперебой, разными и одинаковыми голосами твердили одно: «Это твоя вина».
Сэм горько усмехнулся.
Ну, конечно, его. Чья же еще.
Он бросил быстрый, неуверенный взгляд на брата. Дин почти всегда спал на животе, спрятав руки под подушкой. Потому что там, и Сэм это прекрасно знал, лежал кинжал, подаренный отцом еще в те времена, когда слово «обреченность» не казалось им таким твердым.
За спящим братом он наблюдал уже третьи сутки. В первую ночь Сэм попытался было спуститься в маленький бар на первом этаже, но от одного вида выпивки его едва не стошнило. Еще бы. Ведь под алкоголем он выпросил у брата то, что просить не имел права.
Дин, конечно, ничего не забыл. Сэм иногда видел это в глазах брата, но они старались не заговаривать о приказе отца. А с убийством Мэдисон у него отпала всякая охота что-то выяснять, даже если это казалось эгоистичным.
Сэм поднял руки к потолку и долго смотрел на огрубевшие ладони. Интересно, если бы кровь нельзя было отмыть, какого они были цвета? Ответить на этот вопрос было не так уж и трудно, учитывая, скольких он убил. Или еще может убить. Ведь так и неясно, на кой черт желтоглазому демону требовались планы на него, Сэма Винчестера.
Интересно, что сказал бы папа? Впрочем, и на этот вопрос было не так уж и трудно ответить. Джон всегда знал, что нечисть нужно убивать. И не так важно было, сама она этого захотела или пришлось ее заставить. Отец смог бы выстрелить? Не в Мэдисон, в него? Он ведь не зря Дину отдал такой приказ. И если Мэдисон предпочла смерть, означает ли это, что у него тоже нет никаких шансов?
Сэм сжался в комок и с головой укрылся одеялом. В детстве он часто так делал. Как будто ткань может защитить от всего этого кошмара.
Он еще несколько минут пролежал так, силясь избавится от вопросов, на которые все равно не получить ответов. Но, в конце концов, бездействие убивало его сильнее, чем охота. Уж лучше найти дело и попытаться спасти тех, кого еще спасти можно. Хрен получит от него желтоглазый, а не планы.
Сэм бесшумно уселся за стол и принялся почти вслепую шарить по сводкам новостей. Ничего интересного на глаза не попадалось. Он почти взмолился, чтобы хоть где-то объявилась очередная тварь, но тут же устыдился собственных мыслей.
Совсем свихнулся. Сидит здесь и желает кому-то влипнуть по самые уши.
Желать не стоило. Потому что ему сразу же на глаза попалась подозрительного содержания статья.
Наррагансетт, Род-Айленд. Джон Райли сегодня убил двоих человек. Очевидцы говорят, что молодой человек впал в состояние агрессии без видимых причин. Он нанес двоим прохожим, мужчинам 25 и 34 лет, тяжкие ножевые ранения. С места преступления скрыться не попытался, и был вскоре задержан. Известно, что два года назад Джон потерял сестру Джейн, убитую на его глазах. Врачи психиатрической клиники, куда временно помещен Райли, говорят, что молодой человек находится в невменяемом состоянии и нуждается в помощи. Сэм откинулся на спинку стула и невидяще уставился в потолок.
Проклятый штат. В Провиденсе призрак вселил в него надежду. И он почти поверил, что Богу есть до них с братом дело. Что Дин не обязан нести свой крест в одиночку, пытаясь его спасти. Но, как и обычно, им не везло. И Бог интересуется Винчестерами так же, как и всеми остальными.
То есть никак.
Сэм все еще молился. И иногда это приносило облегчение. Но больше уже из упрямства, чем от веры. А сейчас слова молитвы просто не хотели срываться с искусанных губ. Уж точно не после смерти Мэдисон.
Ну и плевать. В конце концов, поедут они в Наррагансетт, а не в Провиденс. И если что, в этот раз они не прогадают.
- Сэмми? - сонный голос Дина застал его неожиданно.
Он вздрогнул, уронив блокнот.
- Все в порядке, - на автомате ответил Сэм. - То есть... С утром.
- Утром? Сейчас пять часов.
Дин перехватил его взгляд и несколько секунд смотрел на него этим пытливыми глазами старшего брата.
- Кошмары?
- Нет, нет, просто работа, - отмахнулся Сэм. - Я тут нашел кое-что.
Он был очень благодарен брату, когда тот, вздохнув, стащил с себя с кровати и наклонился над монитором.
- Ты - заноза в заднице. Я ни черта не выспался, - проворчал Дин, пробегая глазами по строчкам.
- Ну как, едем?
- Не знаю. Ты уверен, что это по нашей части?
Сэм знал, что кроется за этим вопросом: «Ты уверен, что готов к этому?». Он не был готов. Но уж лучше так, чем хоронить себя в мотельных стенах.
- Уверен, - Сэм невольно бросил почти умоляющий взгляд на брата. - Мы уже третьи сутки торчим здесь.
Дин вздохнул и с самым обреченным видом поплелся в душ. У двери он повернулся и, усмехнувшись, покачал головой:
- Дурак.
- Кретин, - не остался в долгу Сэм.
Дин. Сэм заснул, прислонившись к стеклу. И даже во сне его лицо было сосредоточенным и серьезным. Хорошо хоть, что кошмары не снятся.
Дин убавил радио и потянул плечо. От долгой дороги затекли мышцы, но он заставлял себя ехать вперед. Это дело было единственной вещью за три дня, к которой Сэм проявил интерес. И только поэтому Дин позволил себя потащить за чертову кучу миль в самую глушь Америки.
К тому же, с Род-Айлендом у него связаны не такие уж и хорошие воспоминания. В последний раз Сэм, как обычно, вляпался в историю.
Ангелы - конечно. Еще в детстве не строил на этот счет никаких иллюзий. Особенно, когда умерла мама. И никакие ангелы так и не спасли ее.
Зато надеялся Сэм. И его слова, глуховатые и отчаянные, до сих пор отзывались тупой болью в висках.
Ты -человек, Дин. И я хотел бы, чтобы кто-то еще присматривал за мной. Какое-то высшее добро. И тогда, может быть, меня можно будет спасти.
Дин закусил губу и прибавил газ.
Он верил, что сможет спасти Сэма. Больше некому. Отец свалил все ему, оставив жить с этой проклятой ношей. Иногда Дину было почти невыносимо смотреть в глаза брата, потому что там он видел лишь обреченность.
И это, черт возьми, было заразительно. Он даже не допускал мысли о невозможности спасения для них, но иногда усталость становилась такой нестерпимой, что хотелось все бросить, прихватить Сэма под мышку и закрыться за семью, а лучше десятью, замками.
Конечно, упрямый младший брат ему этого никогда не позволит. Сэм оставался Сэмом. Даже когда все вокруг менялось с головокружительной быстротой. И Мэдисон он пытался спасти до самого конца.
В груди неприятно кольнуло. Но Дин заставил себя сосредоточиться на дороге. Они сделали для нее все, что могли. Хотя, конечно, это было слабым аргументом.
Для Сэма - особенно.
Пальцы задрожали.
Дин отчетливо вспомнил, в
каком состоянии он застал Сэма.
Как поднимал его на ноги,
как разжимал одеревеневшую ладонь,
как пытался оттащить от еще теплого тела.
Таким младшего брата ему видеть не доводилось. Как будто Сэм разом переломился от всего, что на них свалилось: от смерти Джессики, от нелепой гибели отца, от его ужасающего приказа, от знаний, которых оказалось слишком много.
Он очень хотел помочь брату собрать себя заново. Но, к сожалению, это мог сделать только Сэм. А Дин, как обычно, прикрывал тылы и был рядом.
- Далеко мы? - сонно спросил Сэм, не открывая глаз.
- Еще часа четыре, наверное.
- Может, я поведу?
- Все в порядке, - рассеянно отозвался Дин, все еще пытаясь отогнать воспоминания.
Сэм смерил его взглядом
«ну конечно, я так и поверил», но спорить не стал, снова прислонившись к стеклу. В последние три дня брат вообще не возражал, даже когда Дин нарочно врубил на полную громкость «Металлику».
- Сам-то как? - поинтересовался он, стараясь придать своему голосу как можно менее обеспокоенный тон.
- Нормально, - глухо отозвался Сэм.
Ага, конечно. Так он и поверил. Дин еле сдержался от горькой усмешки. Когда
«нормально», то не просыпаются трое суток подряд от очередного кошмара. Впрочем, выяснять сейчас что-либо было занятием бесполезным. Сэм ничего не расскажет, даже если запереть его в одной комнате с "AC/DC" и заставить слушать все хиты целую ночь к ряду.
Невпопад вспомнилось, как в детстве Сэмми, взбешенный бесконечным засильем рока в их музыкальной библиотеке, нарочно купил кассету "ABBA" и слушал ее днями напролет, заставив лезть на стены сначала брата, а потом и отца.
Дин позволил себе прикрыть глаза на пару секунд. Воспоминание об отце уже не вызывало прежней парализующей боли, но все равно каждый раз он чувствовал себя так, словно кто-то нарочно подрезал края образовавшейся дыры. Это для Сэма Дин справился. А для себя почти ничего не изменилось.
Он ловил себя на мысли, что жалеет о своем возвращении. Слишком часто в последнее время. И вот если Сэм не будет спасен, тогда все. Он попросит прощения за грехи и пустит себе пулю в лоб.
- Эй, спящая красавица, посмотри: до заправки далеко?
Сэм что-то проворчал, потянувшись за картой.
- За следующим поворотом должна быть, - отозвался он после тщательного осмотра тонких линий дорог.
- Вот и славно. Жрать хочу, умираю.
Сэм покачал головой.
И неожиданно искривил губы в подобии улыбки.
- Я тоже.
Джон. Врач что-то старательно выводил на листах, иногда поглядывая на него так, словно Джон вот-вот запрыгнет на шкаф и объявит всему миру, что был одержим.
- Расскажите о своей сестре, - его личный психиатр (подумать только, выделили ему личного психиатра) положил папку на колени и внимательно посмотрел на него.
Джон усмехнулся. Он, конечно, мог бы вспомнить далекое детство. Но ему казалось это неправильным. Какое он вообще имеет право вспоминать Джейн после всего, что было? Иногда забывалось даже, что ее уже нет в живых. Совсем как тогда, в магазине.
- Джон? - мягко позвал его врач: высокий, аккуратно одетый мужчина.
- Ничего особенного, - бесцветно отозвался он, глядя в окно.
Весна, кажется, придавливала город тяжелыми облаками и проливным дождем, бьющимся в окна. Вывеска на том магазине точно не была уместной.
Этой весной Джейн могло бы быть двадцать.
- Опишите ее внешность.
Джон прикрыл глаза. Если бы он сам помнил. Оказывается, за два года из памяти может многое исчезнуть. Например, какая татуировка была у нее за ухом. Или какие сережки Джейн надевала, уходя на свидание с Дереком. Некоторые вещи он не запомнил, потому что не считал важными или потому что считал, что у него есть время.
- У Джейн были зеленые, яркие глаза, - хрипло выдавил он. - Тонкие длинные пальцы. Она играла на пианино. Мама не любила, когда она играла. А я слушал. Часами.
- Хорошо, - кивнул врач, делая пометки. - Хорошо.
Джон покачал головой. Да что тут хорошего. Его сестра мертва, потому что он не сумел ее защитить. А теперь мертвы и те два парня, лиц которых он даже не запомнил. Кроме красного цвета память больше ничего не оставила. Даже нож в его руках казался нарисованным. И сам Джон ощущал себя картинкой в дешевом триллере. Как будто кто-то нарочно дергал его за ниточки, стремясь выжать все соки из такого серого персонажа.
Джон даже не мог вспомнить, как оказался на той улице. Просто вдруг он пришел в себя и обнаружил, что полицейские ведут его к машине. Вокруг плыли испуганные лица прохожих, которые шарахались от него, будто Джон вот-вот на них набросится.
Ему рассказали,
что он сделал. И хотя поверить в это было трудно - поверить пришлось.
- Ничего не помню, - глухо произнес Джон, нервно сжимая пальцы. - Вообще ничего.
Врач вздохнул и отключил диктофон.
- На сегодня закончим, пожалуй.
Джон, шатаясь, поднялся на ноги и последовал за двумя санитарами. Сказать по правде, ему было все равно, где жить - в психушке или в своей захламленной квартирке, которая, в общем, ничем особенно и не отличалась от больничной палаты. Тесное помещение, идеально белое и стерильное, не вгоняло в тоску. Просто Джон впадал в оцепенение и не мог ни на чем сосредоточиться.
Почему он убил тех двоих? Почему он ничего не помнит? Что с ним сделал тот тип в бейсболке?
Последний вопрос, конечно, тоже можно было задать. Но он не удивлял так, как все остальные. Лицо Джейн итак снилось ему каждую ночь. А здесь, то ли от лекарств, то ли обстановки, оно представало таким четким, словно сестра и не умирала никогда.
Джону казалось, будто иногда он слышит ее голос или чувствует прикосновения. Словно все воспоминания усилились, и стало трудно различать, что было прошлым, а что - настоящим.
Может, он сам - тоже прошлое? И никто не выжил в тот день: ни сам Джон, ни его сестра?
Дверь за ним захлопнулась. И в абсолютной тишине он вспомнил снова обжигающее прикосновение незнакомца и замогильный холод, пробирающий насквозь. Джон не верил ни в привидений, ни в оборотней, но почему-то реальность того случая сомнениям не подвергал.
Где-то в глубине души он знал, что обречен. Тот тип в кепке забрал у него что-то важное. Что-то, что делало его самим собой. И теперь Джон неумолимо катился в пропасть, выбраться из которой невозможно.
Безразлично оглядывая белые стены, он вдруг отчетливо осознал, почему у него внутри так пусто.
Джона Райли больше не существовало.
Сэм. - Гляди, какой милашка, - Дин усмехнулся, указывая на парня с сиреневым ирокезом.
Очередной мотель встретил их привычной неоновой вывеской и чудом, которое стояло за стойкой. Молодой человек в кожаной жилетке тряс ярким ирокезом под неизвестные ритмы и как будто не замечал двоих путников, замерших у двери. Дин уже собирался отпустить одну из своих штук. Что-то вроде:
«Эй, где делают такие классные прически?». Но Сэм вовремя пихнул его в бок и прокашлялся, пряча руки в карманах.
- Чем могу помочь? - наконец, поинтересовался парень, снимая наушники.
- Номер на двоих, - быстро произнес Сэм, вытаскивая из кошелька очередную кредитку.
Дорога наложила свой отпечаток усталости, и затекшие мышцы требовали отдыха. Колени до сих пор ныли, но Сэм никогда особенно не жаловался: вся его жизнь прошла в пыли и запахе асфальта. Четыре года передышки не считаются. В основном потому, что вспоминать о них было мучительно больно.
И не только из-за Джессики.
- Есть с двуспальной кроватью, - невозмутимо произнес парень, просматривая журнал.
- Мы - братья, - возмущенно произнес Дин, опираясь на стойку.
- Да? Ну, тогда есть неплохой номер на втором этаже, - парень протянул им ключи от номера «58» и записал в журнале имена - разумеется, фальшивые.
- Это все твоя смазливая физиономия, - усмехнулся Дин, когда они поднимались по старой лестнице, скрипевшей под ногами. - Пупсик.
- Иди ты.
Порой Сэма раздражали эти вечные шуточки, которые отпускал брат. Но почему-то сейчас он радовался им, как ребенок. По крайней мере, хоть что-то не менялось в их жизни. И даже если все вставало вверх дном, Дин оставался его братом.
- Я в душ, - сообщил Сэм, кидая сумку на аккуратно застеленную кровать.
Стоя под горячими струями, он снова и снова возвращался к пустой комнате, возвращался к Мэдисон и видел ее пальцы на курке. Сэм так и не смог выстрелить. Нельзя было стрелять, стоя перед ее глазами, блестящими и неестественно большими. Его повсюду преследовала напряженность того,
последнего, момента. И если бы даже Сэму пришлось сидеть на электрическом стуле, он не вспомнил ни то, как мягко прижимал ее к себе, ни то, как брат поднимал его на ноги и тащил до номера.
Мэдисон выстрелила сама. Сжала пальцами его ладонь и нажала на курок под глухое, отчаянное
«прости себя». Как будто это было возможно. Как будто Сэм мог забыть, что его руки, сжимавшие пистолет, болели так, словно мелкие осколки вгрызались в кожу, разрезая плоть тонкими линиями.
Мэдисон была мертва.
Джессика была мертва.
Были мертвы люди, которых не удалось спасти.
И он сам находился в подвешенном состоянии, когда невозможно понять: ты уже обречен или еще только на пути к этому.
Сэм сполз по влажному кафелю и прижал ладони к лицу. Придумывать себе оправдания можно было до бесконечности. Но правда могла быть только одна - он не спас, не сумел, недостаточно старался. И чертова желтоглазая тварь сейчас, наверное, танцует румбу, потому что Сэм Винчестер облажался.
Укутавшись в полотенце, он задержал взгляд на своем отражении: уставшем и бледном.
- Сдал позиции, старик, - криво усмехнувшись, прошептал Сэм.
Дин. С монитора на него смотрел худой, высокий парень с потускневшими, зелеными глазами. Джон Райли сидел в зале суда, среди прочих, сжимал пальцы и кусал губы. Фотография датировалась двухлетней давностью: как раз, когда сестру Райли, Джейн, убили у брата на глазах.
Дин поежился. От лица Райли, от его глаз, ото всего веяло тоской. Уж кто-кто, а он отлично понимал этого парня. Хоть вспомнить Гордона и его сумасшедшую идею убить Сэма во что бы то ни стало. Дину до сих пор казалось, что кто-то неотрывно смотрит ему в спину и держит на мушке.
Взъерошенный, казалось, еще больше уставший, Сэм показался в дверях, на ходу вытирая голову большим, нелепо ярким полотенцем.
- Нашел еще что-нибудь? - поинтересовался брат слегка охрипшим голосом.
- Ничего особенного, - Дин прокрутил страницу до конца, но больше ничего заметного не обнаружил. - Пожалуй, нужно навестить этого парня. И побывать на месте.
Сэм кивнул, натягивая футболку. Тонкий, еле заметный шрам на левом плече заставил его вздрогнуть. Брату было всего двенадцать, когда он его получил. Первая охота втроем обернулась для них кошмаром. И Дин, даже спустя столько лет, не мог отделаться от тягучего, липкого страха, с которым ехал целую вечность, сжимая ослабевшую ладонь брата.
Наверное, потому, что с тех пор мало что изменилось. Сэм все так же гулял по тонкому лезвию, грозясь сорваться в любую минуту.
И он сам сорвется вместе с ним. Хочет того брат или нет.
Нечто. Он был голодным. Очень, очень голодным.
Поселившееся внутри чувство пустоты никак не исчезало. Он переоценил того парня в магазине. Недостаточно его, недостаточно его боли, его вины и его эмоций. Хотелось чего-то потрясающе взрывного. Как бывало однажды. Вот тот парень был настоящим деликатесом - яркая смесь из ненависти к себе и безразличия к собственному «я».
Он замер, прислонившись к сырой, бетонной стене. Такими темпами ему долго не протянуть. Уже появились первые признаки: тонкая сетка из посиневших, усохших сосудов, тянувшихся по всему телу.
Вдруг резко воздух вокруг переменился. Все окрасилось в яркие, сочные цвета, и в нос ударил ни с чем несравнимый запах новой жертвы. Он прикрыл глаза, ловя ртом тонкие линии, тянувшиеся от парня в застиранной, черной футболке и синей куртке.
Лицо сплошь было изрезано шрамами. Но лица его никогда не волновали. А свое собственное он не видел уже много лет. Да и кому оно нужно? С тех пор, как его прокляли, не имело никакого значения,
как он выглядит. Потому что проклятые во все времена выглядели одинаково. И уж ему, с таким жизненным опытом, это известно лучше всех.
Парень прошел мимо него, дохнув запахом пива, сигарет и (о да: то, что нужно) боли. Он двинулся вперед, вслед за жертвой, аккуратно ступая по мокрому асфальту. Слабость в последние дни становилось какой-то особенно свирепой, поэтому очень важно было подобраться незаметно и незаметно отметить. Оставить след, чтобы потом насладится каждой минутой своего триумфа.
Мать в детстве всегда любила в нем стремление добиваться своего. Конечно, потом она отвернулась, как и все. Но ту, другую, холодную, чужую женщину он не вспоминал. Вспоминалась другая. Ее и сохранил, держа портрет с изображением у себя в кармане.
Парень замер, жмурясь от внезапно яркого света фонаря. Почиркав спичкой, он закурил, выпуская кольца дыма. Но даже через тонкую, призрачную дымку до него долетал чудесный запах чужих эмоций.
- Привет, - рот изогнулся, ломаясь в некоем подобии улыбки.
Наверное, его внешний облик с годами стал действительно ужасающим. Каждый раз забавно было наблюдать их реакцию: почти все приходили в немой ужас, содрогаясь от одного взгляда на его безупречно отполированную кожу и тонкие прорези, пустые и ничего не выражающие.
Пальцы впились в плечо,
высасывая, выдергивая парня.
Ему нравилось, что жертвы никогда не кричали. Крик обычно стыл в их глазах: бурлил, переливался красным. Как горячий глинтвейн. И он жадно пил его, чувствуя, как возвращается тепло и способность испытывать хоть что-то, кроме изматывающей пустоты.
Парень дернулся еще раз, исказив лицо от тянущихся, сиреневых линий, облеплявших лицо густой паутиной. А потом обмяк, упав на асфальт.
В его глазах застыл силуэт молодой девушки, печально склонившей голову на бок.
Сэм. - Здравствуйте, Джон.
Парень не поднял головы, продолжая разглядывать свои ладони. Сэм удивился его бледности и неестественно ярким, лихорадочно блестящим глазам, в которых что-то неуловимо мелькало.
- Мы из ФБР, расследуем Ваше дело, - мягко произнес он, присаживаясь напротив.
Джон на секунду поднял голову, пристально всмотрелся в его лицо и растерянно огляделся, словно не понимал где он и что происходит.
- Ничего не помню, - механически произнес он, пустыми глазами уставившись на Сэма. - Ничего.
- Не помните, что случилось?
- Не помню ничего, кроме крови, - последовал глухой ответ.
Сэм переглянулся с братом. Дин, замерший возле двери, скептически смотрел на Джона, считая, что это дело никак не относится к ним. Сэм бы с ним согласился, но уж лучше проверить. В их случае совпадения, любые, а особенно такие, никогда не были случайными.
Да и чего уж там. У них с братом патологическое невезение во всем.
У него особенно.
- Может, все-таки вспомните, не происходило ли что-нибудь странное до убийств? - Сэм чуть наклонился вперед, пытаясь поймать взгляд Джона. Но тот нарочно ускользал от него, пряча болезненный блеск за густой челкой.
- Встретил одного странного типа в магазине «Sunshine», - парень уронил лицо на ладони, вздрогнув всем телом. - Он как будто
высосал меня, понимаете? Как будто меня больше нет.
Сэм оглядел тесную, стерильную палату, заприметив маленький снимок, подвешенный у изголовья койки. С него улыбалась молодая девушка, неуловимо напоминавшая Джона. Внизу, в самом углу, фотография была подписана мелким, неразборчивым подчерком.
- Ваша сестра? - Сэм передвинулся к противоположной стене, разглядывая снимок.
- Да.
Он не любил фотографии. Еще в детстве, разглядывая старые, пожелтевшие снимки матери, он проникся к ним отвращением. Фотографии не рассказывали ничего и ничего не хранили, кроме искусственной краски. Люди на них были мертвы. По этой причине Сэм не хранил фотографий Джессики.
Да и зачем нужны снимки, если память все равно напоминает о людях гораздо лучше.
Гораздо больнее.
- Расскажите о ней?
- Нет.
Сэму стало не по себе от бесцветного, ничего не выражающего голоса. Джон мимолетно и без интереса оглядел их с братом, а потом снова вернулся к созерцанию ладоней. На левой виднелось несколько шрамов, явно от ножей. Должно быть, от того происшествия двух летней давности.
Сэму невзначай вспомнилось,
что испытывал он, глядя в своих видениях на смерть Дина. Стал бы он таким, как Джон? Лучше не представлять. Даже от самой мысли по спине пробегал ледяной холод вперемешку с почти сумасшедшим отчаянием.
Еще чего. С него и кроатонского вируса хватило.
Сэм посидел еще некоторое время в надежде услышать что-то еще. Но Джон больше не проявлял к ним интереса, будто не слыша вопросов. Его взгляд бессмысленно блуждал по палате, лихорадочно блестя под тусклым, больничным освещением.
Дин хлопнул его по плечу, указывая на дверь.
- Ну, что думаешь? - спросил Сэм, пока они шли по больничному коридору.
- Может, ты был прав. Тот тип, про которого говорил парень. Призрак, как думаешь?
- Не знаю. Как-то странно все это. У меня плохое предчувствие.
- Предчувствие, в смысле
предчувствие? - Дин внимательно вгляделся в его лицо, и Сэм раздраженно отмахнулся.
- Нет!
Он ускорил шаг, пресекая дальнейшие расспросы. Любые разговоры о его видениях вгоняли Сэма в состояние раздражения и злости. Не на брата. На себя: за то, что другой, за то, что Дин вынужден разбираться с бардаком, который теперь царил в их жизнях. Да сама мысль о том, что отец приговорил его к смерти, нагоняла ощущение тоскливой безысходности.
Джон Винчестер всегда знал, что нужно делать. И если он знал, что нужно убить сына - значит, на это была веская причина. Сэма мучила неизвестность. Мучила так сильно, что порой хотелось кричать и лезть на стены. Ему невообразимо хотелось узнать,
что он должен такого совершить, чтобы отец приказал Дину такое.
Но больше всего ему хотелось знать.
Хотя бы верить, что он может быть спасен.
Нечто. Ретроспектива. В тот год ему исполнилось восемнадцать. Высокий, красивый, он чувствовал себя так, словно весь мир раскинулся перед ним. А может, так и было. Стоял 1901 год. Наррагансетт только-только получил права города и самостоятельность, перестав подчиняться администрации Саут-Кингстона. В честь такого события устроили праздник на главной площади. И он, вместе со всеми, пил пиво и потом бегал вдоль пляжа по холодной воде, разбрызгивая мелкие капли. Это было прекрасное время. Время, когда он еще и понятия не имел, какой изворотливой может быть судьба. Если бы только можно было предвидеть будущее! Но время текло медленно, не желая открывать свои тайны. Да и кто тогда задумывался о будущем? Разве что его мать сетовала, чтобы сын получил хорошее образование и смог укрепить положение их семьи, пока еще не слишком устойчивое, но достаточно хорошее. А его не волновали тогда все эти разговоры об образовании и работе. Что может быть привлекательного в ткачестве? Отцовская фабрика нагоняла скуку, хоть и была делом весьма успешным. Но стоило только подумать, что пришлось положить ради такой цели, как его бросало в дрожь. Отцу было за пятьдесят: худой, истощенный, морщинистый и суховатый человек, за прожитые годы очерствевший и почти не интересующийся ни семейными делами, ни уж тем более воспитанием сына. Он был сам по себе, не считая тех редких минут, когда матери удавалось выкроить для него минутку и поговорить по душам. Волновала только она. Девушка, жившая всего через пару домов, дочь местного лекаря. Она привлекала его, взбудораживая каждый нерв, стоило только завидеть издалека нелепую, но оттого особенно милую шляпку. Он целыми днями любовался ею с балкона, иногда выбегая навстречу, чтобы поздороваться. А девушка только прятала глаза, неловко улыбалась, и шла дальше, неся корзинку с продуктами. Летом 1902 года отец скоропостижно скончался, неожиданно оставив все свое имущество некой миссис, имя которой не вызывало ничего, кроме отвращения. Благо, у матери сохранились кое-какие связи и родственники, пообещавшие помочь несчастной вдове. В тот же год он осознал, что может уехать, так и не признавшись ей в своих чувствах. Дин. Назвать магазин «Солнышко», особенно такой, было просто нелепо. Скорее уж «белочка», судя по мужикам, глушившим алкоголь чуть ли не возле кассы.
Сэм отправился в номер, раскапывать историю, а Дин просматривал видеозаписи с камер наблюдения вот уже битый час. За это время он перевидал столько разных людей, что в глазах рябило. Но работа есть работа, и Дин никогда от нее не уклонялся.
Охотник однажды, охотник - навсегда. И ему это было известно лучше всего.
Запись моргнула, и Дин, насторожившись, наклонился к экрану. Миниатюрная блондинка прошествовала к прилавку с пивом, а следом за ней Джон Райли собственной персоной, который на полпути вдруг замер, согнувшись пополам. Дин внимательно следил за каждым движениям, боясь упустить что-то важное.
Вот Сэм никогда ничего не упускал. Еще в детстве младший брат просто с поразительной быстротой и ловкостью выстраивал сложные цепочки. Не было ничего удивительного в том, что Сэм поступил в этот свой колледж. Он ведь чуть ли ни с пеленок просиживал штаны в библиотеках, разгадывая такие дела, которые в Стэнфорде никому и не снились.
Дин моргнул, снова сосредотачиваясь на записи. Джон Райли по-прежнему стоял, склонив голову, будто в молитве. А потом запись вдруг смазалась, расплылась и, рассыпавшись на полосы, осталась висеть, мертво блестя серыми пятнами.
- Черт, - выругался он.
Можно было забыть о том, чтобы разглядеть физиономию их «странного типа». Дин уже собирался было послать все и вернуться в номер, но экран неожиданно замерцал снова и, как ни в чем не бывало, показал Джона и высокого мужчину, лицо которого скрывала бейсболка. Странная тень на его лице настораживала и в то же время делала его совершенно обычным. Но интуиция очень редко его обманывала. Дин нутром чуял, что это тот самый незнакомец, о котором говорил Райли.
Он набрал номер брата и, прослушав пару гудков, сказал почти одновременно с Сэмом:
- Кажется, я что-то нашел.
Сэм. - Вот, послушай. Некий Освальд в 1957 году убил троих. А потом в суде не мог объяснить зачем, да и вообще не помнил ничего о произошедшем. И знаешь что? У него погибла жена, за год до описываемых событий. Тогда же еще один житель сходит с ума, убивает своего соседа. А за два года до этого погибает его подруга, - Сэм откинулся на спинку стула и устало потер виски.
- То есть.. Что? Он охотится на тех, кто потерял девушку? - Дин зашагал по комнате, рассеянно глядя на распечатанную статью.
От Сэма не ускользнула застывшая в глазах брата тревога. И ему очень хотелось успокоить Дина, сказать, что все у него хорошо.
Но Сэм не мог. Просто не получалось выдавить из себя ни слова.
- Не просто девушку, Дин. Вообще - любимую женщину: сестру, жену. Да неважно. И он их не убивает. Он делает кое-что похуже. Ты видел, Райли похож на заводную куклу. Нет, тварь забирает у них что-то, - Сэм еще раз пробежался глазами по строчкам.
Дело становилось все запутаннее. До приезда в Наррагансетт ему казалось, что это просто обычная охота. Но когда им везло? Плохое случалось повсюду. Но так уж получалось, что это «повсюду» непременно следовало за ними.
- Ладно, я просмотрел записи с камер. Вот наш красавчик, - Дин выложил на стол распечатанные фото.
Сэм внимательно вгляделся в черты лица. Ничего примечательного: такие люди не запоминаются, даже когда ты сталкиваешься с ними лицом к лицу. Про человека на снимке можно было сказать все и одновременно ничего. К тому же из-за тени козырька невозможно было разглядеть глаз, хоть Сэму и казалось, что там только два пустых провала.
Это были просто бумажные распечатки, но что-то внутри зашевелилось, обдавая внутренности холодом. Сэм зажмурился, чувствуя, как по спине ползет озноб.
Мэдисон мертва, черт возьми.
Джессика мертва.
И он, наверное, тоже.
- Сэмми? - Дин замер, опираясь на стол и неотрывно глядя на его лицо. - Ты как, порядок?
Он бы закричал, что нет. Прямо сейчас хотелось лезть на стены и вопить, что нихрена ничего не в порядке. Не было и не будет.
Потому что он - Сэм Винчестер.
Потому что отец приказал убить его.
И потому, черт возьми, что мертвы все, кого он любил.
Все, кроме Дина.
И поэтому Сэм промолчал, закусив губу едва не до крови.
- Порядок, - хрипло выдавил он после продолжительного молчания. - Все в порядке.
Дин покачал головой и горько усмехнулся.
- Да, конечно. Не пудри мне мозги, Сэмми. Я же вижу, что ты не в порядке, - брат наклонился чуть вперед, пытаясь поймать его взгляд.
- Не в порядке, - неожиданно легко согласился он, чувствуя бесконечную усталость. - Но мы не будем говорить об этом. Не сейчас.
- Сэм...
- Пожалуйста, Дин. Просто...пожалуйста.
Даррен. Холод пронизывал до костей: мучительный, изматывающий. Он поселился в нем и грыз изнутри, с яростью разрывая на части внутренности.
Даррен упал на колени, распластываясь по кирпичной стене. Для того, что с ним происходило, вряд ли было название. Нельзя было обозначить словом то, что растекалось у него внутри, разъедая, словно кислота.
Голова взорвалась очередным приступом боли, и Даррен уронил лицо на липкие, влажные ладони, кусая губы и впиваясь ногтями в нывшие виски.
- Господи, - выдохнул он, чувствуя, как по щекам расползаются мокрые дорожки.
В тусклом вечернем освещении он разглядел побуревшие ладони, истерзанные шрамами. Даррен в панике, почти ползком, добрался до ближайшей витрины и с ужасом вгляделся в свое отражение. Оттуда,
изнутри, на него смотрел чужой, застывший, рассеченный кровавыми слезами, двойник, глотавший воздух потрескавшимися губами.
Внутренности скрутило от какого-то странного спазма. Даррен сжался в комок, сжимая дрожащими руками истекающую жаром голову. Все тело горело. Вся кожа. Но ему все равно было невыносимо холодно.
А потом он закричал. И все смазалось, растеклось, уступив место какой-то сумасшедшей реальности, в которой все было красное.
Он плыл в этом красном мареве, чувствуя металлический привкус на языке. Что-то душило его, вдавливая легкие в грудную клетку.
И когда впереди мелькнула тень, Даррен с отчаянным криком вцепился в теплое тело, желая получить хоть каплю избавления от проклятого холода.
Дин. - Все, Сэмми, это полное дерьмо. Еще один парень в двух кварталах отсюда. И снова двое убитых. Некий Даррен О'Коннер. Я перехватил волну. Черт, всего за неделю. А это? Кинг может завидовать.
Дин швырнул газету с кричащим заголовком в корзину и раздраженно ударил кулаком по стене.
- Надо осмотреть место преступления. И найти этого гада.
Брат безучастно кивнул, глядя покрасневшими глазами в окно. Дин знал Сэма слишком хорошо: тот, разумеется, пойдет на охоту, даже если в следующую секунду свалится от усталости. Так уж их воспитал отец.
В детстве такое не раз случалось: Сэм давился кашлем, трясясь от озноба, но все равно упорно сидел над книгами и газетными вырезками. Потому что отлично знал - от сведений зависит жизнь его семьи. И Дину иногда очень хотелось, чтобы они очнулись от этого бесконечного кошмара. И Сэм мог бы лежать в постели, получая заслуженные завтраки в постель и горячий чай.
Но отдых всегда был для них непозволительной роскошью.
- Ладно, собирайся, я буду в машине, - Дин ободряюще хлопнул брата по плечу.
Как ни странно, день сегодня был хороший, солнечный и ясный. Он мягко окутывал город теплой дымкой, наконец-то возвещая о приходе весны. Не той дождливой и промозглой, которая царила здесь в первые дни, а настоящей, пахнущей свежей листвой и грядущим летом.
Дин облокотился на машину, задумчиво разглядывая простенькую улицу и редких прохожих. Часы показывали десять утра - было непривычно тепло. В такую погоду положено устраивать праздники, а не убивать. Но разве когда-нибудь случалось так, как положено?
Оглядываясь на все, что с ними было, Дин усвоил одно простое правило: у Винчестеров «положено» вполне соответствовало выражению «в полной заднице».
Глядя, как Сэм неловко садится в машину, жмурясь то ли от головной боли, то ли от яркого солнца, он подумал, что получил лишнее тому подтверждение.
Нечто. Ретроспектива.
Осенью он решился. Через два месяца мать собиралась уехать из Наррагансетта навсегда. Родственники подобрали недорогой домик в Провиденсе, пообещав оплатить все расходы. Для него уже и место нашли в местной конторе - работа не пыльная и вполне доходная. Но разве его это интересовало? Она оставалась здесь, и, скорее всего, их пути больше никогда не пересекутся. Он повторит судьбу отца, забыв про все на свете, окунется в работу. И так и усохнет, разгребая бумаги и мечтая купить красивый диван в гостиную. Поэтому, в четверг, осенью 1902 года, он купил у местного цветочника большой, красивый букет и высмотрел место у парка, где девушка часто ходила, возвращаясь из магазина. Вечер был теплый и спокойный, вселяющий уверенность. Ну, в самом деле, что могло случиться плохого в такой день? Но плохое случилось. Она почти сразу дала понять, что не интересуется ни им, ни «его глупыми чувствами». И он задыхался под этими безжалостными глазами, ощущая растущую в груди обиду. Все произошло слишком быстро. Сейчас бы сказали - как в фильмах. Он ударил ее, поддаваясь какому-то сумасшедшему порыву. И девушка упала, неловко ударившись о выступавший стальной прут, неизвестно как оказавшийся именно в том месте. Алая кровь окрасила медленно увядающую траву. И ужас перед тем, что он сделал, захлестнул с головой, погнав прочь от проклятого парка. Сэм. Толпа зевак, разумеется, стояла перед желтыми лентами, то с ужасом, то с любопытством разглядывая кровь, разрисовавшую асфальт. Были и журналисты, сновавшие туда-сюда, стремясь отхватить хороший снимок.
Сэм поморщился.
Мало того, что голова с самого утра нестерпимо болела, так еще и гул чужих голосов бил по вискам. Он почти на автомате показал удостоверение, оглядывая многолюдную улицу. Место преступление было в лучших традициях голливудских ужастиков: кровь, куски оторванной плоти и два тела, завернутых в черные мешки.
- Дерьмо, - сообщил ему Дин, наклоняясь, чтобы рассмотреть погибших.
У молодой девушки на шее виднелась рваная рана и следы чужих зубов. Сэм замер, разглядывая темные, вьющиеся волосы, перепачканные кровью, и посиневшие губы. Черты странно искажались в солнечных лучах. И он не мог разглядеть девушку, хотя всматривался до рези в восковые щеки и бескровные губы.
И ее лицо вдруг обратилось в лицо Мэдисон, такое же мертвенно-бледное и безжизненное.
Сэм отшатнулся.
Воздуха вдруг стало катастрофически мало. И
тот ужас сковал позвоночник, заставив замереть, словно все суставы обратились в камень. Сквозь гул в ушах он слышал, что Дин зовет его. По губам брата Сэм читал свое имя, но не мог выдавить ни слова, захлебываясь вернувшимся отчаянием.
- Сэмми! - Дин сжал его плечо и встряхнул. - Эй, эй.
Он медленно перевел взгляд на тело, глядя через плечо брата на мертвую девушку. Она снова была безымянной и неизвестной ему.
Мэдисон мертва.
И он убил ее раньше, чем погибла эта девушка.
- Порядок, - прохрипел Сэм, одергивая руку. - Я в порядке.
Дин горько усмехнулся, покачал головой. Но вернулся к осмотру трупов. Здесь, на работе, они не имели права позволять такие вещи, и Сэм клял себя последними словами за мимолетное помешательство.
Черт возьми, он должен просто смириться.
- Этот парень в прямом смысле искусал ее до смерти, - Дин поднялся на ноги и снова бросил на него тревожный взгляд. - Поговорить можем позже.
- Я в
порядке, - глухо отозвался Сэм.
Брат собирался уже сказать что-то повесомее вопроса «точно?», но оклик за спиной заставил их обоих повернуться. Полицейский, невысокий мужчина, бледный и измотанный, приближался к ним, с растерянностью на лице оглядывая улицу, залитую солнцем.
- Вы из ФБР? - осипшим голосом поинтересовался он.
- Вроде того.
Сэм настороженно переглянулся с братом.
- Хорошо, что вы приехали. Такого здесь не было очень давно. Или вообще никогда.
- Мы бы хотели допросить парня, - Сэм чуть наклонил голову, избегая яркого, слепящего света.
Голова грозилась лопнуть, словно мыльный пузырь. Он бы подумал, что это желтоглазый. Если бы только не посыпался каждую ночь в холодном поту от очередного кошмара. В такие минуты Сэм не мог понять, где грань, разделяющая сон и реальность. Иногда ему мерещилась кровь на ладонях. А иногда вместо речи Дина он слышал оглушительный выстрел и тихое, отчаянное «прости себя».
Если бы он мог.
- Парень умер почти сразу, - полицейский нервно усмехнулся. - Мы не успели его допросить. Но, вы знаете, он как будто накачался какой-то дряни. А ведь я его знал - они с моей дочерью учились вместе. И вроде Даррен был славным малым. Хорошо учился. Жаль, конечно, его девушку. Он здорово переживал. Но неужели из - за этого...
Полицейский беспомощно пожал плечами, словно не мог подобрать подходящих слов.
- Спасибо, - Дин кивнул, увлекая Сэма за собой. - Послушай, ты еле на ногах стоишь. Что такое?
- Ничего, ничего, я...
- Да, ты в порядке! Хватить пороть чушь. Какое нахрен в порядке?! Ты себя видел? Слушай, так не может продолжаться. Мэдисон...
- Нет! - Сэм дернулся и стиснул зубы, сдерживая крик. - Нет. Не надо. Просто не надо.
Он почти бегом устремился к машине. Перед глазами все плыло, и виски ныли так, словно изнутри их медленно стирала в кровь тупая игла. Он сшиб кого-то. Или кто-то просто нарочно пытался его остановить. Сэм не понял. Но внезапный холод, обдавший тело, заставил его поежиться и ввалиться почти без сознания в душный салон машины.
Солнце заливало глаза и затекало под кожу. Только почему-то вместо тепла приносило боль.
- Прости меня, прости меня, прости меня, - словно мантру, зашептал он, сжимая виски.
Сэм вдруг вспомнил, как Мэдисон падала ему в руки. Еще теплая, еще с застывшими слезами на щеках. Вспомнил ее запах и ее губы. Вспомнил кровь: горячую, липкую.
И вина вперемешку с нестерпимым отчаянием обдала легкие, опалила лицо и сжала ладони, судорожно вцепившиеся в кожаное сиденье.
- Что я наделал. Боже, что я наделал...
Нечто. Едва коснувшись того парня он понял - то
самое. Такой коктейль мог согреть его на долгие годы, может быть даже следующая его охота будет через лет сто, а то и больше. Потрясающая смесь из боли, вины, страха, отчаяния так и висела на пальцах, грея даже спустя несколько минут.
Он проводил взглядом шатающуюся фигуру парня и улыбнулся. Последний был не слишком хорош - переоценил с самого начала. Да еще и два трупа оставил после себя. Нет, Даррен был его промахом. Нельзя на таких охотиться - тепла немного, зато проблем хватило с лихвой.
Он утешал себя мыслью, что находился в безвыходном положении. Пятьдесят лет голодания истощили тело и то, что оставалось еще у него внутри. Райли пока еще жив - от него приходилось ловить скудные порции, прячась по темным закоулкам. Но скоро и этому парню придет конец.
Он мог загнуться в любой момент. Так что
этот парень был его спасением на долгие годы. В последнее время ему приходилось ограничивать свои охотничьи угодья. Слабость накатывала порой так неожиданно, что иногда истощенное тело падало прямо посреди улицы: хорошо хоть все происходило ночью, и никто ничего особенного не заподозрил.
Да и полиция стала угрозой. Они, конечно, патрулировали весь город вместо одного единственного района. И машин было не так уж и много. Но осторожность приходилось проявлять.
Он прикрыл глаза и вытянул руку, в своих видениях касаясь Райли снова и снова. Из парня было еще, что тянуть. Слабые пульсации его эмоций висели на подушечках пальцев, приятно покалывая. Он глубоко вдохнул и позволил себе застонать от удовольствия. Все равно в таком переполохе никто ничего не заметит. Тень переулка надежно укрывала его от посторонних глаз.
Горячий поток обжег внутренности, наполнив усохшие легкие воздухом и заставив качать кровь давно истощившееся сердце.
Он прислонился к стене и облизнул покрасневшие губы.
Дин. - Райли и О'Коннер жили в одном районе. У него там что-то вроде своей территории, - Дин очертил на карте красный круг и исподлобья взглянул на Сэма.
Брат лежал на кровати, вперив пустые глаза в потолок. Руки вытянуты по швам - точно как солдат. Дин усмехнулся. А кто же они еще? Оловянные солдатики на одной ноге - почти расплавились. И прежде не слишком многословный, Сэм в последние пару дней говорил исключительно, когда дело касалось работы. Побледневший, измотанный, он прятал от старшего брата покрасневшие глаза. Но надо быть идиотом, чтобы не заметить зеркало, треснутое пополам, и разбитые костяшки.
- Проедемся сегодня по местным достопримечательностям. А, Сэмми? - без особого энтузиазма поинтересовался Дин.
- Хорошо, - бесцветно отозвался брат.
Лучи разгорающегося солнца скользнули по лицу, и Дин зажмурился, прикрывая глаза рукой. Сквозь закрытые веки скользнула тень в сторону - тяжелые, шаркающие шаги и прерывистое дыхание. Ему вспомнилось, как перед самым отъездом в колледж Сэм целый день избегал его и прятал остекленевшие глаза, в которых застыла тоска вперемешку с отчаянной решимостью.
Дин устало провел рукой по лицу и оглядел мотельные стены, такие же, как и десять тысяч остальных, где им пришлось побывать. Стены, обклеенные плакатами Led Zeppelin, Metallica и детскими рисунками супермена в красном плаще, подозрительно похожего на него самого. Номера, в которых Сэм старательно вырисовывал своего любимого героя, часто забывая, кого он пытается изобразить - супермена или брата. Столы, на которых отец раскладывал оружие и иногда тоскливо поглядывал на сыновей, молча наблюдавших за ним. Кафельные полы, на которые часто капала кровь вперемешку со слезами - тогда они были совсем мальчишками.
Дин потер виски.
Получить бы передышку - хоть ненадолго. Но Сэм никогда не согласится. Протест по-Винчестеровски: сдохну, но спасу. Не сдаваться до самого конца - так их учил отец. И они оба усвоили это правило.
- Эй, Сэмми, пойдем, перекусим, - Дин натянул на себя тяжелую кожаную куртку.
Они могли быть кем угодно: полицейскими, агентами ФБР или просто охотниками. Кое-что никогда не менялось. И Дину это внушало уверенность.
Они оставались сыновьями своего отца.
Окончание читайте здесь 
