• Название: Are you gonna live for ever?
• Категория: POV
• Рейтинг: G

Я, Ли Ричард Мур, признаюсь во всех грехах своих, во всех тех злодеяниях, что совершил за свою жизнь, каюсь, прощения прошу у тебя, Джессика. И у Мэри Винчестер, и у тебя, София, ты ведь знаешь, что никогда и никого я не любил больше чем тебя, моя дорогая. И молюсь за счастье оставшихся, и желаю им только добра, когда, уходя, я бросаю последний взгляд на лица людей, стоящих передо мной, чувствуя их ненависть всей кожей, всем своим существом. Душа моя разбита уже давно, с тех самых пор, когда я, по глупости своей, встал на путь зла, заключив сделку с демоном в человеческом обличии, но, Джесс, знай, я сделал это только ради тебя, моя милая. Но я тогда ещё не знал, что смерть твоя так же неизбежна, как и участь Винчестеров быть охотниками во веки веков, и потомкам их, если будут таковые, придётся продолжать борьбу вечно, пока мир этот не выгорит дотла, до самого жаркого основания, когда его кровь разольётся по просторам Вселенной, а души ещё живых, но охваченных предсмертной агонией тел криком своим заставят воздух дрожать, как стекло, трескаться и острыми осколками падать в океан... А я сгорю в аду, вечном огне его кузнец и костров, а твари всех мастей будут протягивать ко мне свои когтистые лапы, дразня, издеваясь надо мной. Но я выдержу, я смогу, потому что моя любовь к вам никогда не уступит место злобе, зависти, похоти.
Сэм, прошу прощения и у тебя, потому что ты, пожалуй, пострадал от моих рук больше, чем все другие. Знаешь, я надеюсь, что твои вещие сны оставят тебя, но вернуть тебе душевное спокойствие сможет только один человек, ты хорошо знаешь его, и ты его обязательно поймёшь его, ведь вы так близко друг от друга.
Дин, прости, что обращаюсь к тебе. В твоих глазах я – тварь, которую надо уничтожить. Да, я согласен с тобой, но позволь мне протянуться мыслью к тебе сейчас, в последний раз, перед тем как моё тело упадёт замертво. Будет битва, и Адские врата разорвут в клочья мои последователи, а дыра на этом месте – чёрная, смешанная с огнём дыра – закроется в скором времени, и все будут свободны. Только обещай мне не бросать Сэма.
Элен, Бобби... Не пропадайте. Надеюсь, вы доживёте до лучших времён.
Исповедь моя была коротка, ибо я никогда не был силён в речах, хотя тварь во мне не страдала от недостатка красноречия, убийственной, едкой способности играть словами, превращая ложь в правду, а любой металл в золото. Он мёртв, и я тоже. Но я рад этому избавлению, иначе – кто знает – сколько бы людей я ещё погубил?

Это было сном, но, мне кажется, Желтоглазый во мне лишь на миг позволил моему сознанию, которое уже давно раскрошилось в песок, поднять голову, увидеть его глазами то, что происходило вокруг. Это была старая железная старая дорога, ведущая вдаль, замыкающая звезду – древний символ защиты от нечисти, одновременно заключая Врата Ада в некое подобие невидимого купола, чей вполне реальный каркас я имел удовольствие наблюдать сейчас.
Послышался шорох шин по гравию, подъехала машина, и этот парень, Джейк, выбрался из салона, подходя к дороге.
- Я ждал тебя, - сказали мои губы, но моё сознание не несло ответственности за эти слова.
Он вздрогнул, замер, но затем всё-таки решился обернуться, глядя на меня со странной смесью ненависти и восхищения во взгляде.
«Видишь, - сказал демон во мне, - как легко мне было переманить его на свою сторону. Люди так чертовски слабы, что иногда эта игра начинает меня раздражать. Он ждёт сейчас своего задания, и он прекрасно понимает, что получит свою награду... И он считает, словно помогает не только себе, но и своим близким, он думает, что любит их, но на самом деле его эгоизм – благодатная почва, в которой вырастут семена его безрассудства. И никто не обвинит меня в дискриминации – вот он, яркий пример того, какую роль играют люди в этом мире. Он думает, что сейчас он выше, важнее других людей, какого бы цвета не была их кожа, но на самом деле – Джейк такой же инструмент, как и эта прелестная игрушка. Ты ведь чувствуешь её сталь?»
Я знал, что в кармане куртки находится пистолет, в предназначении которого я ещё не до конца разобрался. Рука против моей воли нырнула в темноту, удобно устраивая пальцы на холодном металле рукоятки.
- Недалеко отсюда есть одно старое кладбище, - мой голос, которым эта тварь пользовалась с такой лёгкостью, чуть дрогнул. То ли мои способности сопротивляться за эти несколько десятков лет возросли, то ли сам демон стал терять контроль над моими невидимыми останками. – Я хочу, Джейк, чтобы ты открыл врата, но для этого тебе нужен ключ.
Пистолет – этот кольт – был тяжёлым, я чувствовал ладонью все его неровности, резные узоры на стволе, дрожание нетерпеливой серебряной пули внутри, готовой вырваться, как птица, в свободном полёте пронзить моё тело. Но мне совсем не жалко. Ведь это старое тело уже давно должно было разложиться в могиле, как и положено человеческой плоти, и лишь злая воля его нового хозяина держала вместе каждую частичку, кость, хрящ.
Джейк ждал продолжения, пристально глядя мне прямо в глаза, но в голове вдруг словно бомбу взорвали. Почувствовал неожиданную свободу, моя память вспыхнула фитилём динамитной шашки, ярко, отчётливо, а сознание лихорадочно встраивало цепь событий. Я старался удержаться на самом краю, чтобы хоть как-то досадить демону, впитывая эти мысленные движущиеся изображения, поддерживая себя на плаву, словно ещё на что-то надеялся. Вспышка! Вспышка!

Я был всегда рад покопаться в садике около дома – Софи посадила там свою любимую мальву, и я должен был ухаживать за растениями. Ещё там рос укроп. И какая-то странная трава, названия которой я не знал.
Говорят, в Канзасе живут одни земледельцы, фермеры, но я не могу согласиться с этим. Мы в Лоуренсе работали в магазинах, школах, гаражах, но никогда – в поле. Никто просто в этом не нуждался. Разве что ради развлечения Джон изредка звал меня косить траву, не знаю, для чего, но я соглашался, и тогда свежий ветер трепал мои волосы, затрудняя дыхание, беседуя со мной тихим шёпотом. Винчестер часто садился на камень около ручья и молчал. Думал, наверное, или же мечтал о чём-то своём. Хотя, такому человеку, как он, не о чём было жалеть: жена-красавица, Мэри, сын, который, вероятно, станет приятным молодым человеком. И он сам – не слишком успешный в работе, но зарабатывающий ровно столько, чтобы жить, не ограничивая себя в тратах.
Джон Винчестер – он был нашим с Софией соседом, приятным парнем, готовым всегда помочь. Но порой я действительно завидовал его беззаботности и дружелюбию. И, конечно, тому, что у него был ребёнок, а у нас с женой была лишь её старая травма, лишившая её возможности иметь детей. Мы могли бы усыновить кого-нибудь, но София и слышать о подобном не хотела, а я старался не огорчать её напоминаниями о её неполноценности. Я просто ждал, всё ещё надеясь на чудо.
Мальва цвела лиловым и густо-розовым, но запаха почти не было, хотя жена уверяла меня, что аромат пропитал воздух во всей округе. Не знаю, может, у меня серьёзные проблемы с обонянием? Мэри позвала нас на чай, упомянув о вишнёвом пироге. Она, как и её муж, была чрезвычайно гостеприимна.
- Привет, парень, - улыбнулся я самому младшему Винчестеру, Дину, который сжимал в кулаке остатки какой-то игрушки, и смотрел на меня так серьёзно, что мне стало не по себе.
Однако мгновение спустя он улыбнулся, убежав к отцу, и у меня отлегло от сердца. Тот вечер был поистине чудесным. Закат был очень красив, когда мы сидели за столом перед домом Винчестеров, попивая чай со смородиновыми листьями и мятой. Я обнял Софи, и она шепнула мне, что очень счастлива. Было приятно слышать от неё эти слова. Значит, я делаю всё правильно. По крайней мере, пока.
Мы вернулись домой около полуночи: Винчестеры не желали отпускать нас, и это было так мило, что София согласилась остаться ещё ненадолго. Закат догорел, теперь остались лишь тусклые искры, как у потухающего костра, который временами вспыхивает, но уже не в силах разгореться вновь. Мы вернулись, и сразу же отправились в спальню, потому что жене предстояло утром встать достаточно рано, чтобы успеть на какую-то деловую встречу.
- Я так счастлива, - вновь повторила она, а я подумал, есть ли в этих словах что-то помимо обычной радости от хорошо прожитого дня, и спросил:
- Потому что вечер был так хорош?
В его глазах словно отражались звёзды, когда она прошептала чуть смущённо:
- И из-за этого тоже.
Я молчал, ожидая продолжения.
- А более всего из-за того, что я беременна.
Новость ошеломила меня настолько, что первой моей мыслью было: Я ослышался! Затем я подумал, что сплю. И только потом, когда Софи, улыбаясь, поцеловала меня в щёку, я осознал, что реальность вокруг меня – не порождение фантазии, и внутри что-то оборвалось, больно и радостно.
Мне хотелось крикнуть на весь мир, что моя мечта сбылась, но я лишь мысленно поблагодарил Бога.

Его – моё – тело качнулось, видимо, он всё-таки почувствовал, что теряет контроль. За все те годы, которые я провёл, заточённый в самом дальнем и невзрачном уголке разума, который перестал принадлежать мне, я лишь пару раз имел возможность вырваться из-под власти демона, но он постоянно возвращал себе утраченную было власть, всё стараясь сжечь остаток меня своим внутренним злобным огнём. Утратив тело, я потерял способность испытывать боль, поэтому моё сознание металось в агонии совершенно иного рода. Он дал мне способность делить с ним зрение, и я невольно стал свидетелем всех тех убийств, кровавых оргий, всей той мерзости, что он совершал, чему передавался, смеясь громовым смехом, протягивая руки к поглощающей тьме. Дьявол. Он захватил меня, он выгнал беззащитную душу из оболочки, он занял её место. Но единственное, чего он не предусмотрел, так это факта, что и у меня могут когда-то возникнуть силы для борьбы.
- Вот он – ключ, - скривившись от боли внутри, проговорил он, являя закату легендарный кольт, совершенное оружие, способное отправить его в места столь отдалённые, что возможности вернуться он не получит никогда.
- Ружьё, - сказал Джейк, едва заметно закусив нижнюю губу, словно нервничал.
- Это тебе не просто ружьё, - сказали мои губы. – Это, запомни, единственное оружие, способное убить меня.
Стоило лишь прозвучать этим словам, как глаза парня зажглись по истине дьявольским огнём. О, нет! Сейчас его ненависть пересилила восхищение, и демон внутри меня был чрезвычайно рад тому вожделению, что наполняло сознание Джейка. Я почувствовал холод металла на своём виске. Он забавлялся, он дразнил парня, издевался над ним.
И мне было жаль мальчика, попавшего в сети этой твари, но я не смог бы сейчас же в одну секунду изменить ситуацию, ведь свинцовая плита воли демона давила на меня, он неистово желал изжить, вырезать этот кусочек, где я обитал, из своего тела, в то же время опасаясь за сохранность оболочки. И поэтому я всё ещё существую.
«Видишь, как плавится его разум от осознания того, что ещё миг – и орудие моего уничтожения будет в его руках, а с ним и власть. И он уже подумывает, чего бы потребовать от меня, пригрозив кольтом. И он ещё уверен, что рука его не дрогнет, когда он нажмёт на курок. Глупый, глупый мальчик, ведь он так наивен. Чтобы убить меня, ему следовало бы обладать несокрушимой волей, а таких я редко беру в свои ученики, слишком уж тверда их жизненная позиция. Ты спрашиваешь, как же в этой компании появился Сэм Винчестер? И его можно сломить, если знать, на какие кнопки жать...»
Я ненавижу тебя. Я ненавижу себя. Более того, я проклинаю себя за содеянное. Но именно тогда всё казалось таким правильным, таким безукоризненно-совершенным, что я не предполагал, какими ужасными будут последствия. Но вспомни, подари мне хотя бы клочок воспоминаний, ведь осталось так немного времени до того момента, когда твои слуги вырвутся на волю, облекая мир во тьму! Я был готов поклясться, что кричу, громко, пронзительно, как человек, только один он слышал меня. Чёрная дымная субстанция, перетекающая внутри, наполняющая лёгкие, пронизывающая холодную кровь... Уходи, исчезни, провались сквозь землю! Помнишь?..

Малышка Джессика радовала меня и Софию, она была ангелом, она была нашим спасением, и теперь для нас она значила саму жизнь. Софи вскакивала посреди ночи, стоило лишь Джесс всплакнуть едва слышно, и всё время удивлялся, каким же образом она слышит этот тихий звук, на что жена с гордостью отвечала: «Мать всегда чувствует своего ребёнка»
Я не был связан с Джесс столько прочной связью, но и я любил её без памяти. Всё в ней восхищало меня: первые шаги, первый лепет, её первая улыбка. И даже в тот день, когда у Винчестеров случился ужасающей силы пожар, в котором погибла милая Мэри, Джессика, словно понимая, что произошло какое-то страшное событие, прижалась ко мне, не желая отпускать, так что мне даже пришлось позвать Софи, чтобы передать ей ребёнка. Я должен был увидеться с Джоном, помочь, если смогу, сделать хоть что-нибудь...
Софи отговаривала меня идти туда, но я не послушал, взглядом ища в собравшейся толпе Джона с Дином и его младшим сыном, ровесником Джесс, Сэмом. Они сидели на капоте машины, и стоило мне лишь увидеть выражение лица Винчестера, как подходить к нему сразу же расхотелось. Это была боль. Боль и ненависть. Я переборол себя. Я знаю, что поступил тогда правильно.
Ровно через два года в тот же самый день, когда Мэри Винчестер сгорела в жирном, бензиновом пламени, в нашей семье случилась трагедия. О, несчастливый день, он словно передался нам в наследство, потому что к тому времени Винчестеры уже покинули Лоуренс, оставив дом, где пережили столь ужасное событие, гнить в полном одиночестве. Позже, правда, его купила некая семья, но тогда я уже был мёртв.
В тот страшный для нас с Софией день Джесс, которой уже исполнилось два года, осталась в доме с приглашённой няней, потому что нам нужно было срочно уехать в соседний городок по делам, и мы не были свидетелями того, каким образом начался пожар в нашем уютном доме, что мы так любили. Недосмотр ли няни, мисс Форт, неполадка ли в системе газового и электроснабжения, об этом сне не известно по сей день. Но факт остаётся фактом – около половины дома выгорело весьма основательно до того, как подоспели пожарные. Мисс Форт погибла в огне, и мне кажется, что подобная смерть – одна их самых ужасных. Как же отвратительно и страшно – сгореть заживо, когда внутри ещё есть жизнь, сердце бьётся тяжело и быстро от подступающего страха, а оболочка твоя уже охвачена безжалостным пламенем, пожирающем твоё тело. Кожа плавится от его жаркого дыхания, плоть горит, источая смрад, внутренности сжимаются от жесточайшей боли...
Мне совсем не хотелось представлять, как умерла бедняжка мисс Форт, но тогда я и не думал об этом, потому что моя маленькая дочурка, моя Джесс, сильно обгорела, а к тому времени, когда мы примчались обратно в Лоуренс, так и не сделав свои дела, она была отправлена в реанимацию, и врач, не желая обнадёживать нас, прямо и резко заявила, что мы должны готовиться к худшему. А мы – несчастные осиротевшие отец и мать – стояли у окна во всю стену и могли лишь смотреть, как медсёстры втыкают иглы в маленькие ручки нашей девочки, как подключают её к аппаратам, как мучают её бедное тело... И именно в тот день я первый раз за весь период брака с Софи напился так, что не мог держаться на ногах, а разум мой помутился, в голове вместо мозгов плавал лишь алкоголь, жгучий и горький, как моё отчаяние. Тот странный парень подсел ко мне, помнится, после пятого бокала текилы, когда зелёные корочки лайма были разбросаны по всей стойке, а на ладони блестели мелкие кристаллики морской соли.
Он поинтересовался, произошло ли что-то со мной, и я по дури своей признался, что у меня случилось несчастье, что моя дочь умирает в ближайшей больнице, пока я здесь накачиваюсь спиртным. Он покивал с сочувствием, заказал мне ещё выпивки, спросил о чём-то ещё... Он сказал, что знает, как мне помочь, а в тот момент я действительно был готов на всё. И, оказавшись на перекрёстке гравиевых дорог, я уже ничему не удивлялся, когда, обдирая в кровь пальцы, копал ямку, куда сунул носовой платок с завёрнутыми в него идентификационной картой и золотой цепочкой, подаренной Софи на нашу свадьбу. И не ошеломила меня девушка, возникшая так внезапно, что я и глазом не успел моргнуть. Он приблизилась, проводя руками по своему цветастому платью и тёмным волосам, глядя на меня так внимательно, что дух захватывало. Приблизилась, молча вздыхая, бросая короткий взгляд на луну, только через пару минут обращаясь ко мне:
- Чего же ты хочешь?
Я, тот, кто поклялся не удивляться, не поддаваться страху, с недоумением проговорил:
- Разве ты сможешь мне это дать?
- Ричард, - сказала она вдруг, и я отпрянул в испуге. Что за чертовщина!
Её глаза полыхнули на миг алым, или же это было простым отблеском неисправного фонаря?
- Моя дочь, - прошептал я, почти надеясь получить в ответ отказ и слова о том, что, мол, невозможно подарить кому-то вторую жизнь, но в то же время страшась этого, - она умирает...
- Готов пожертвовать собой ради Джессики? – осведомилась она, позволяя улыбке тронуть губы. – Отдать себя за неё?
- Да, - без раздумий ответил я. Я бы тысячу раз сказал «да»!
- Обычно обмен такой – возвращение здоровья и жизни твоей дочери, а тебе – десяти лет безоблачной жизни, по прошествии которых твоя душа передаётся мне.
- Согласен, - сказал я, не дожидаясь окончания её речи.
- Погоди, - засмеялась она, взмахивая руками. – В этот раз всё будет иначе. Твоя дочь будет жива и здорова, но проживёшь и ты счастливо до собственной естественной смерти, после которой твоё тело достанется моему хозяину, душа же отойдёт мне...
Я кивнул, не вслушиваясь в её слова, о чём позже пожалел.
Демоны обманули меня – я умер гораздо раньше, чем мог предположить. В тот день, когда со строительных лесов мне на голову упал кирпич, десяти лет ещё не прошло, это случилось через семь лет и три месяца после заключения сделки. Второе, что было гораздо более горьким, моя душа при извлечении распалась, оставив часть свою в мёртвом теле, куда устремился поток чистого зла, того самого хозяина, о котором говорила девушка, впитываясь в кость и плоть, пытаясь вытеснить останки души, но безуспешно, ведь она вплавлена в сознание, вплавлена в само тело...
Помнишь?..

Он сжал внутри тиски, пытаясь поймать меня, но я чудом ускользнул. «Перестань, - донеслось до меня через миллионы кровяных телец. – Ты всё равно давно умер, ты ничего не добьёшься. Это последний писк полураздавленного комара, который ещё надеется выжить. Нет! Тебе не по силам вытеснить меня из этого мёртвого тела, тем более что один ты ничего не сможешь сделать – расползётся эта кожа, разложатся мышцы...»
А я и не хочу жить после того, как выкурю тебя отсюда. Ты слышишь меня? Я хочу, наконец, окончательно умереть. Пусть даже основная часть моей души горит в адском пламени, и я уже чувствую этот испепеляющий жар.
Он протянул руку с кольтом Джейку, с удовольствием наблюдая за реакцией парня, который замер, как охотничья собака, учуявшая дичь, не в силах пошевелиться, ведя внутреннюю борьбу, пока я был занят своей. И он испугался по-настоящему, когда его – моя - рука дрогнула, судорожно сжимаясь вокруг рукояти оружия, сдвигаясь в сторону всего на пару дюймов. Я могу, ты видишь? Даже такая ничтожно малая часть моей души может хотя бы попытаться взять над тобою верх. Ты тварь, слабая, ничтожная, ты не человек, пусть твоя личина обманывает с первого взгляда. Ты не обладаешь внутренним наполнением, ты лишь едкий дым, пусть и попробовавший вкус силы, вкус власти...

Демоны обманули меня. Они одурачили, обставили, обвели вокруг пальца. Когда я умер, они забрали моё тело, привели его в мой вновь отстроенный дом и убили мою жену, а сами дали мне способность видеть ужас, возникший в глазах Софи, когда я предстал на пороге – грязный, весь в лохмотьях, но, вроде бы, живой, хотя она сама присутствовала на похоронах всего день назад. Я видел и страдал от этой жалкой и жестокой подачки, которую твари бросили мне, как кусок гниющего мяса умирающей дворняге. В тот день я испытал облегчение, осознав, что Джесс в доме нет – она была отправлена матерью к родственникам. Оставив записку, написанную моей рукой, я – демон внутри меня – обставил всё так, словно это было самоубийством, чему поверили все. Я хотел кричать, биться головой о стену, убить себя, но тварь насмешливо прошептала мне: «Я буду жить вечно, никто не остановит меня...»
А через тринадцать лет я пришёл в невзрачный домик, который снимала моя Джесс и её парень, и убил и её. Она сгорела в пламени, как Мэри Винчестер, и тогда в первый раз я подумал, что, вероятно, в случае с пожаром у Джона был замешан какой-нибудь демон. Или даже тот, что точил меня изнутри в данный момент.
Она умерла, моя единственная дочь, за которую я продал душу – всё замкнулось в проклятый круг, из которого не выбраться никогда, и я на некоторое время потерял всякий контроль над собой, пребывая в глубокой печали, желая раствориться в вечности и не видеть более всех тех ужасов, что творило моё собственное тело. Это было наказанием. Я пошёл против судьбы, против Бога, и остался теперь жалким куском в омерзительной для меня плоти.

Я заставил его отвести руку, не обращая внимания на остолбеневшего Джейка, которого, видимо, подобный поворот событий привёл в замешательство. Он смотрел на меня молча, на меня, а не на демона во мне, потому что тот вдруг заскулил, как подбитая собака, сжался внутри. Теперь было важно удержать его в подобном положении как можно дольше.
- Отдайте мне ключ, - наконец, осмелился проговорить парень, протягивая руку. Зуб дать готов, он в тот момент почти решился застрелить меня, но я хотел бы сделать это сам. Вновь почувствовать спасительный металлический поцелуй, а затем осознать, как пуля пронзает кость, прошивает мягкие ткани и мозг, вылетая с другой стороны с фонтанчиком крови, внутримозговой жидкости, мельчайшими частицами плоти. Я так жаждал покончить со всем именно сейчас, что, согнув руку, приставил дуло ко лбу.
Джейк, кажется, запаниковал. Он не представляя, что происходит, он не мог понять, что заставляет меня совершать этот поступок, и демон внутри точно так же вопросительно и молча ожидал моего решения.
«Что же ты собираешься делать? - вкрадчиво начал он, теперь уже не силой, а хитростью пытаясь вернуть позиции. – Неужели, осмелишься? Именно в тот момент, когда ты сам обрёл власть и волен идти, куда хочешь, делать то, что нравится... Возможно, ты пожелаешь навестить могилу Джессики или Софии, ведь ты так давно там не был...»
Это было его ошибкой, но пока что он этого не понял. А мне вдруг невероятно понравилось делать вид, что я поддаюсь его уговорам. Я чуть кивнул, подтверждая правильность мысли, а сам чуть сдвинул большой палец, ощущая подушечкой изгиб курка старинного кольта.
«И ты, возможно, найдёшь способ исправить хоть что-то, возможно, попросить прощения у своих прежних жертв»
Твоих, оборвал я его. Твоих, а не моих жертв.
«Ах да, конечно, но увидят-то они на пороге своего дома тебя, а не меня. Но, может быть, тебе удастся заслужить их прощение, ведь людям свойственна слабость, даже в потребности ощутить собственное великодушие. Они любят прощать, очень любят»
- Я готов открыть врата, дайте мне ключ, - настойчиво повторил Джейк.
Мой мальчик, зачем тебе это? Ты сможешь прожить свою обычную жизнь, и время постепенно сотрёт воспоминания о том, что произошло. Ты, вероятно, женишься, у тебя будет семья, красивая жена, маленькая дочурка или сынишка, и ты проживёшь ровно столько, сколько предписано тебе судьбой. Только забудь об этом пути зла, отрекись от него, найди правильную дорогу, и всё непременно будет хорошо.

Я помню, как встретил Джона Винчестера в последний раз – тогда он вызвал тварь во мне сам ради спасения Дина, которого я ещё помнил четырёхлетним мальчуганом... Он напомнил мне самого себя, когда я на перекрёстке заключил сделку и спас мою дочь, затем всё равно убив её. Уж лучше бы она умерла в младенчестве, без мучений заснула бы, так и не оправившись после ожогов, даже не приходя в сознание. О, Господи, прости, что обращаюсь к тебе с этой тьмой, цветущей внутри меня гробовыми чёрными розами, но как же мне повернуть время вспять?
И я хотел, очень хотел сказать Джону: «Остановись! Ты делаешь неправильный шаг, ты будешь жалеть об этом всё своё вечное пребывание в аду, ведь идти против судьбы – это совсем не то, чего бы хотел Дин. Пусть он и не верит в судьбу, но всё равно существует единая дорога, пусть и с развилками, поворотами, тупиками, но она, как река, что выливается в два параллельных русла, несущих одну и ту же воду!
Я не смог сказать тогда. Я не сумел предостеречь его. И сейчас жалею об этом. Джон умер, так же как и я. Благодарю лишь за то, что твари преисподней не сделали его своей марионеткой.

- Я смогу сделать всё сам, - мягко сказал я, зная, что мои глаза всё равно светятся нездоровым жёлтым огнём, а ведь раньше их радужка была голубой! – Я справлюсь.
Джейк смотрел на меня, как на сумасшедшего, но ведь я таким и был! Я чувствовал, как дуло врезается в кожу, наверное, там, помимо будущей дымящейся кровоточащей дыры будет ещё и красный кружок на коже – этот отпечаток металла, напоминание, что тварь во мне сдохла, выгорела, в мучениях закончила своё мерзкое существование. Ознаменование моей победы. Моей внутренней борьбы.
Нажать на курок.
Услышать выстрел.
Тихо улыбнуться.
Я ещё видел капризное осеннее небо над головой, когда мягко осел на землю, чувствуя затылком пресловутые рельсы, через которые он никогда бы не смог перешагнуть, и это было так чудесно – осознавать, что зло не всесильно. И я вздохнул в последний раз, с иронией прошептав: «Никто не может жить вечно...»